Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Одного давления на чувства со стороны внешнего мира уже недостаточно, чтобы направлять внимание на то или иное событие, дело, а то и вещь. Человек сам ищет неведомо нового, создавая и осмысляя слова, связанные с интеллектуальной сферой деятельности.

Например, в своих попытках разобраться с миром невидимых сущностей он начинает пытати, т.е. спрашивать, задавать вопросы. Латинское слово puto того же корня, а оно значит ‘обдумывать, оценивать, (пред)полагать’. Того же корня и слово опытъ, возникающий как результат личной пытливости.

Древний русич многое не мог понять (схватить в понятии), однако это свое состояние вполне разумел. А уж видел и слышал он побольше нашего, его личный опыт и навык (слово, родственное латинскому наука) помогали ему ориентироваться в мире, управляться с вещами, которых теперь и в помине нет.

Кроме того, в его распоряжении были другие слова, передававшие действие, которое сегодня мы именуем ‘думать’. Наш предок не столь самонадеян, как нынешние мудрецы, не мог и вообразить, что способен сам, без помощи других, что-то решить и сделать, во всяком случае, делать умозаключения, оторванные от реальной жизненной ситуации он не хотел и потому не мог.

Вот слова, которыми он располагал на этот случай. Непщевати, думати, мнѣти — все они значат ‘размышлять’, но уже не над фактом (как глагол размыслити), а в связи с ним или по его поводу. Но непщевати значит ‘не быть уверенным’ совершенно (‘предполагать’), думати — ‘размышлять всем вместе’ («думу думают» старшие), а мьнѣти — ‘понимать’ с оттенком сомнения, как выражение ненадежной, весьма предварительной мысли. Сомневаться, мнимый, мнительный — слова от этого глагола. Помнити — подумать и поразмыслить, но обращаясь к памяти, к традиции, к прошлому опыту и навыку. Если же, предупреждая последующие описания, сюда добавить глагол мыслити, то общий смысл нашего рассуждения изменится мало. Во многих индоевропейских языках и этот глагол обозначал момент коллективного размышления о важных делах; так, латинское слово cogitare значит ‘совместно работать’ — мыслить. Это — по смыслу — полный эквивалент древнерусского думати.

Завершающим моментом в развитии средств выражения интеллектуальных действий стало появление глагола соображать; не совсем деликатная его форма доказывает позднее происхождение слова. Да и образъ, как мы уже видели (а потому и ведаем) — слово относительно позднее, особенно в смысле ‘знак (внешнего мира)’. Сообразить значит соотнести свои чувства и полученные на их основе знания с реальностью мира, чтобы не получилось какого-нибудь перекоса в дальнейших рассуждениях. Соображать тождество вещи и идеи о ней (понятия о ней) человек стал довольно поздно; до того, в пору интеллектуальной невинности, в ранние средневековые времена, он разумел идеи и знал вещи как-то отдельно одну от других. С начала XV в. понадобилось соображать. Это твердый и уверенный в своем разуме и в своих чувствах человек, который не дает воображению слишком большой воли, но одновременно не отвлекается и от реальности предметного мира. Он не думает — ибо знает. Цельность характера, вытекающая из такого положения дел и вещей, растворяется в простоте мира: этот мир объективен в вещах, но идеален в своих изменениях. Но он и сложен, этот Божий мир, потому что по другую сторону черты, за которой все неведомо, где одни «незнаемии», о чем нельзя розумѣти, — там может быть всё, что угодно, там происходят самые невероятные события, встречаются чудные вещи, звери и люди. О них повествуют апокрифы, которым нельзя доверять, но которым хочется верить. Есть, в частности, «люди, имже пяты превращены на предь (повернуты вперед) и имѣють по осминацети перстовъ у рукъ и у ногъ, и главы имъ яко песии, и ногти велики остры, имиже и дивиихъ (диких) звѣрей отгоняють от себе и лают яко псы» (Луцидарий, с. 48), и многие разные люди есть на земле, и о них мы знаем, не ведая их. Потому что реально существуют элементы целого: руки, ноги и всё остальное. Их можно поменять местами, увеличить число пальцев или ушей, можно добавить что-нибудь из животного мира — и тогда появится дева с рыбьим хвостом и львиной гривой или какой-то индрик-зверь неведомого происхождения. Осознать границы дозволенного общего еще очень трудно: человек не птица, и видит он мир с порога своего дома.