Это не совсем вязалось с его предыдущей, доброжелательной и мягкой речью, что Рутгер едва не вздрогнул от неожиданности. Он вдруг подумал, что здесь, в убежище, и среди Древних не всё ладно. Ему показалось всё это жутко знакомым. Это было так похоже на то, что он видел в Егдере всегда, ежедневно, отчего его коробило, и хотелось схватиться за меч. Так могли отдавать приказы только низшим существам, не заслуживающим к себе человеческого обращения. Так неужели и здесь есть нищие и богатые, люди, имеющие власть, и те, чья жизнь ничего не стоит? Может это и пытался втолковать им Николай, все три дня, пока они не начали понимать каждое его слово без какого-либо напряжения, и, не роясь в памяти, чтобы найти нечто похожее на родном наречии? Но как же так? Выходит, что сказы и легенды лгут? Неужели это всего лишь сказки, и народная молва выдавала желаемое за действительное? Воевода точно помнил рассказы Хранителя, где он, глядя бездонно голубыми глазами на пики дальних заснеженных гор говорил о том, что среди Древних не было ни богатых, ни бедных, все были равны, и жили счастливо. Что каждый был хозяином собственной жизни, и мог делать, что захочет!
– Он ещё слаб, и не может передвигаться сам. – Торопливо вставил Лурфар, поддерживая Николая.
Взгляд Стального Барса скользнул по лицу спасённого Древнего, и он увидел, как затвердели его скулы, как выступила бледность на коже, а в глазах промелькнула тоска. Неужели предчувствия не обманули его, и всё, о чём он только что думал, правда? Он хотел остановить Лурфара, уже помогающему Николаю идти к Древним, и остановился, вдруг осознав, что пока лучше сделать вид, что он ни о чём не догадывается. Ему необходимо подумать, и посоветоваться с друзьями. Наверняка они тоже всё поняли, и хотят высказать своё мнение. Разговор обещал быть долгим, жарким, основанным на догадках, и том, что они уже слышали от Николая.