Древние города

Пангусы не выдержали. Их инстинкты оказались сильнее дрессировки, и они стали снижаться, ломать строй и уходить. Некоторые сбрасывали с себя ополченцев-наездников, и те летели вниз. Некоторые ящеры, охваченные огнем, издавали жуткие, страшные крики и пытались хоть как-то спастись.

Мир пылал. Внизу горели костры и ямы от взрывов. Вверху горели люди и ящеры. И над всем этим реял огромный яростный дракон.

Не совсем скоро, но пангусы убрались: видимо, ополченцам отдали приказ отходить. Многие остались внизу, обугленные и страшные…

Люк наконец посадил машину и кинулся помогать тем, кто выжил. Мэй осталась сидеть на драконьем седле. Перед ее глазами расстилалось страшное пепелище, на котором горе людей смешивалось с болью и страхом.

– Почему? Почему? – шептала Мэй.

Ей казалось, что земля вот-вот разойдется и появятся мощные корни Деревьев-Гигантов, которые наведут тут покой и порядок. Вот если бы они появились, если бы они помогли!

Не появятся. Тут же песок! А Гигантам для жизни нужна земля. Нужна Настоящая Мать.

А здесь нет Настоящей Матери, здесь люди живут, как сироты, и убивают друг друга. Здесь их ничто не сдерживает…

2

Отец Гайнош, мать Еника и все девочки остались живы. Возможно, это было чудо. Ник получил довольно сильные ожоги – его руки по локоть были покрыты ранами. Он кричал, пока отец обрабатывал его раны.

Мэй и Люк слетали за лекарствами, теми самыми, что удалось наворовать в Третьем Городе. Но их было так мало, так мало!

Никто не покидал место у Костровой Башни, все ждали восхода. Обрабатывали раны, особо тяжелых уносили в Башню. Отец ходил от одного человека к другому, очищая, перевязывая ожоги, поддерживая уцелевших и закрывая глаза умершим. Он лишь коротко обнял Мэй и проговорил в самое ухо:

– Береги себя, Мэши… – и все.

И больше никаких разговоров. Ни слов утешения, ни слов ободрения. Ободрять было нечем, как и утешиться. Погибло слишком много людей, и среди них тот славный и храбрый воин с драконом на груди, назвавший Мэй избранницей Настоящей Матери.

Погибших складывали прямо на песок, у все еще пылающих костров. Мэй не подходила к ним, потому что в этот самый момент ее охватил ужас. Она поняла, что никогда – никогда! – не услышит голосов погибших людей. Не увидит их блестящих глаз, не почувствует их тепло и дружбу.

Те самые люди, которые совсем недавно хлопали ее танцу, сейчас мертвы.

Почему? Почему это случилось?

Ответа не было. Сама война казалась чудовищным, несправедливым злом, которое невозможно было остановить. Как называлась та штука, которая открывалась Третьим Ключом?

«Смертельная Опасность» – вот как это называлось. «Смертельная Опасность» поглощает все живое на планете Эльси. И людей поглощает тоже. Люди сами становятся «Смертельной Опасностью» и несут гибель друг дугу. Люди становятся вирусом. Страшным, опасным вирусом злости и ярости, не имеющим жалости, не имеющим милосердия.

Но почему? Почему?

Никто не сможет ответить на эти вопросы. Никто не знает. Никто не ведает.

Все они заложники своей сущности, как Цемуки стали заложниками своей звериной сути.

И может быть, все они такие же звери, как Цемуки, только имеют вид людей, а на самом деле внутри – жуткие монстры. Только монстры могли оставить после себя обгорелые трупы женщин, детей, мужчин.

И Мэй только что, совсем недавно летела на драконе, который сжигал людей. Живых людей. Сжигал огнем, сеял смерть и ужас.

Все повязаны в страшном клубке войны, нет ни правых, ни виноватых.

Люк сказал, что ополченцам нужен источник Живого металла, что только ради этого они совершили ночной налет.

– Пока наши драконы бессильны, они надеялись попасть внутрь Костровой Башни.

– И что это даст?

– Подземный ход, ведущий в Храм Живого металла, начинается там. Его непросто найти, но они бы взяли кого-то в плен и выпытали. Верное дело, они все рассчитали.

– У них не вышло.

– Да, не вышло. Зато они умудрились уничтожить нескольких драконов. Для клана это большая потеря. Если сейчас уцелевшие отцы отыщут платы, оставшиеся от машин, мы вырастим новых роботов. Но если чей-то дракон не успел оставить плату, то клан окажется в бедности и слабости. У нас не будет достаточно машин, чтобы остановить нападение в случае войны.

– Нам надо привезти еще лекарств, на всех не хватит, – ответила ему Мэй, чувствуя, как расползается внутри пустота.

– Надо еще лекарств. И слетать и проверить, как там остальные кланы. Еще много чего надо сделать.

Люк замолчал, посмотрел на Мэй черными, полными горечи глазами и тихо добавил:

– Агинья погибла. Та самая, которая приезжала ко мне. Мэй не ответила ничего. Сухой и жесткий ком встал в горле, но слез не было. Только горечь и песок на губах. Только сажа и пепел. Только жар и пустота.

Люк убедился, что сестренки в порядке и младшие девочки уже укрыты за стенами Костровой Башни, а после сказал, беря Мэй за руку: