Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания

Древнегреческое историописание, огромное влияние на которое оказал Фукидид, где также было довольно много места для обобщений, произошло отчасти от записок моряков, перечислявших гавани Средиземного моря и племена, жившие на его берегах, и делавших заметки о местных обычаях и истории, а отчасти – из эпоса и попыток упорядочить персонажей различных легенд, которые стали предприниматься довольно рано. Гекатей Милетский, сыгравший определенную роль в ионийском восстании против персов (499–494 до н. э.), написал труд по географии «Описание Земли» и объемные «Генеалогии», от которых сохранились только отдельные фрагменты. Последнее произведение он начал со слов о том, что он писал так, «какой видится мне правда, ибо рассказы греков многочисленны и, как я полагаю, абсурдны». Это был большой шаг к рационализации представлений об истории, завершенный представителем следующего поколения Геродотом. В своем сочинении он привел подробное описание обычаев и истории персов, а также многих народов, с которыми те имели дело, предварявшее рассказ о войнах между греками и персами, начавшихся, когда он был ребенком, с вторжения Ксеркса в Грецию в 480 г. до н. э. Данное событие можно назвать историческим в прямом смысле этого слова. То, что у отдельных людей появилась возможность описывать и анализировать подобные вещи, не превращая свой рассказ в сухую хронику событий или в полные похвалы царские надписи, было нововведением.

Примечательно, что древнегреческое историописание начинается не с коротких хроник, а с подробной «Истории» Геродота. Дословно данный термин обозначает «добывание знаний», что вполне подходит этому любопытному путешественнику, но вскоре приобрел свое современное значение. Он нередко вводит в заблуждение; легкий стиль и явно несвязное повествование скрывают мастерство автора, в то время как его беспредельную искренность часто принимают за простодушие. Геродот заявлял, что хочет спасти великие труды и дела как греков, так и варваров от забвения, и среди задач своей работы он выделяет выявление «причин, по которым они сражались друг с другом». Может показаться, что это стремление к славе, напоминающее об эпосе, противоречит убеждению историка о том, что война – зло. Его готовность защищать оракулы или признавать существование божественного замысла плохо сочетается с проявлениями рационализма. Программное заявление также не покрывает все, что он предлагает. Определить основу его повествования или даже с уверенностью говорить о ней непросто, как и в случае с современником и другом Геродота Софоклом, и, возможно, мы неправильно анализируем содержащуюся в сочинении «отца истории» информацию и должны быть просто благодарны ему за честность, за сострадание, заставившее более глупых людей, живших позднее, обвинять его в любви к варварам, за смелость его выдающегося замысла.