После захвата Лояна гуннами начинаются китайские «темные века». Однако с учетом гуннского знания традиционной культуры Поднебесной империи и отношения к ней, эти века были не такими уж темными, а разрыв между ранним и более поздним периодом цивилизации был куда менее резким, чем в Европе. Кроме того, не будем забывать, что, хотя гуннам удалось схватить китайского императора и разрушить китайскую столицу, им никогда не удавалось стать хозяевами всего Китая. Таким образом, какая-то часть Китая всегда оставалась независимой, и китайские интеллектуалы и образованные люди могли найти там убежище.
Например, в 311 г., в период, который на данный момент нас не особенно занимает, китайцы еще оставались хозяевами обширного региона в бассейне реки Янцзы и к югу от него. Кроме того, в северо-восточной и северо-западной части Китая оставались большие районы, находившиеся в руках военных командиров, сохранивших верность Поднебесной.
Если бы гунны в полной мере использовали возможности, которые давал им захват императора и императорской столицы, они, возможно, смогли бы обеспечить себе контроль на всей территории Поднебесной империи. Но, к счастью для китайцев, гунны упустили эту блестящую возможность – во многом благодаря личным качествам своего правителя Лю Цзуна.
Лю Цзун, по-видимому, потерял голову от грандиозных побед, достигнутых гуннскими войсками. Он стал исключительно упрям и высокомерен. Но что еще хуже, он стал еще больше, чем ранее, зависим от своих страстей и подвергал интересы гуннов опасности из-за неспособности сдерживать свои желания.
Существует множество рассказов об эксцентричном поведении Лю Цзуна в годы, последовавшие после захвата Лояна. Однажды он приказал немедленно казнить двух камергеров из-за того, что на императорский стол поставили слишком мало свежей рыбы и крабов (к которым он имел особое пристрастие). Вскоре после этого он казнил своего главного архитектора, поскольку тот запоздал с окончанием строительства одного из императорских дворцов. В другой раз Лю Цзун велел предать смерти одного из своих высших сановников только за то, что тот высказался против прогулок императора в сопровождении, как ему казалось, слишком малочисленного эскорта. Этот приказ был настолько возмутительным, что вдовствующая императрица (мать Лю Цзуна) на три дня отказалась от еды в знак протеста. К протесту присоединились и другие высокие персоны двора, включая его любимого брата и любимого сына, и на сей раз Лю Цзуну пришлось уступить. «Я был пьян, когда приказал казнить его, – наивно заявил он, – и этот приказ не отражал моих истинных намерений». В результате чиновник не только получил прощение, но был повышен до ранга князя.
В этих приступах гнева не было ничего хорошего, но еще хуже было то, что Лю Цзун стал пренебрегать желаниями и потребностями своей главной опоры – армии. Ресурсы казны, вместо того чтобы тратиться на снаряжение войска, которому еще предстояло завоевывать оставшиеся части Китая, пускались на роскошное содержание праздного императорского двора. Огромные суммы ушли на строительство и меблировку более четырнадцати дворцов в гуннской столице Бинъяне. Такое впечатление, что эту масштабную программу по строительству дворцов породил не столько интерес Лю Цзун к архитектуре, сколько тот факт, что ему требовалось множество мест, где он мог бы держать бесчисленных наложниц, которыми он себя окружил. Со временем гуннский император все больше превращался в заложника своей похоти. В конце концов он создал себе огромный гарем, всем обитательницам которого полагались роскошные условия содержания независимо от того, насколько велики были финансовые потребности государства в других сферах.
Общественное мнение приходило в ужас от того, какие огромные суммы тратились на императорский гарем, но, как ни странно, еще больший шок вызвало то, что Лю Цзун возвел двух своих наложниц в ранг настоящих императриц. Поскольку у него уже была законная супруга, это означало, что Китай угостили зрелищем трех императриц, царствующих в одно и то же время. Китайцы давно привыкли к тому, что их правители наслаждались всеми радостями полигамии, но в прежние времена императоры ограничивались одной законной супругой, а другим дамам, которых они выбирали, приходилось довольствоваться рангом наложниц. Поэтому поведение Лю Цзуна вызвало не меньше критики, чем если бы Людовик XV попытался сделать мадам Помпадур второй королевой Франции. Один из высших сановников двора публично высказался против подобного поведения, а когда его протест оказался безуспешным, ему удалось раздуть такой скандал в отношении одной из новых императриц, что бедная дама покончила с собой. Но даже эта трагедия не привела к устойчивому улучшению положения, поскольку вскоре после нее император выбрал себе другую наложницу, которая заняла освободившееся место умершей.