Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории

Возможно, пристрастие Лю Цзуна к дамам из его гарема можно было бы сделать не таким вопиющим в глазах общества, если бы помимо развлечений со своими наложницами он продолжал проявлять активный интерес к общественным делам. Но, к несчастью для страны, он проводил в гареме все больше и больше времени, а однажды не появлялся на глаза министрам своего двора в течение ста дней. Таким образом, все государственные дела оказались полностью в руках придворных и чиновников, которые в отсутствие сильного лидера разделились на мелкие фракции, которые постоянно интриговали и грызлись между собой.

Неудивительно, что при таком положении дел гунны начали сдавать позиции. Коренные китайцы смогли укрепить свое положение на юге, а со стороны гуннов не предпринималось никаких попыток вторгнуться в этот регион. В северо-восточной части Китая одному или двум китайским военачальникам удалось набрать новую армию и захватить ряд стратегических пунктов. Один из принцев прежней императорской фамилии был провозглашен императором (он считается четвертым императором династии Цзинь), и после короткой, но блестяще проведенной кампании он смог обеспечить себе контроль на значительной части Северо-Западного Китая. Вскоре после этого он сделал своей столицей древний исторический город Чанъань (служивший столицей династии Ранняя Хань) и воссоздал там административную систему, которую надеялся рано или поздно распространить на всей территории Поднебесной империи.

Не менее опасным для империи гуннов был тот факт, что в Южной Монголии и вдоль всего крайнего севера Китая грозные кочевники сяньби под предводительством клана Тоба упорно наращивали свою силу и влияние, угрожая в скором времени стать доминирующим фактором дальневосточной политики. В довершение этих неприятностей китайцы (то есть династия Цзинь) и клан Тоба на тот момент поддерживали самые дружественные отношения – в значительной степени благодаря их общей ненависти к гуннам. В 315 г. император Цзинь в надежде побудить Тоба напасть на гуннов пожаловал вождю Тоба титул «царь Дай».

Даже случайному наблюдателю очевидно, что империя гуннов оказалась перед лицом критической ситуации. Если бы все зависело только от бездельника Лю Цзуна, империя быстро развалилась бы на части. Но гуннские войска были еще целы, и ими командовали способные военачальники, поднявшиеся к власти в период царствования прозорливого отца императора. Около 316 г. некоторые из этих военачальников начали брать дело в свои руки.

Бывшему бандиту Ши Лэ, который отвечал за большую часть гуннских войск, находившихся в Северном Китае, удалось победить китайского военачальника, который был главной опорой императора Цзинь в этом регионе. Еще большая слава выпала на долю волосатого альбиноса Лю Яо, отвечавшего за гуннские войска в Северо-Западном Китае, в обязанности которого входило проведение кампании против нового императора Цзинь и захват его новой столицы, города Чанъань. Лю Яо уже сделал несколько безуспешных попыток захватить этот город, но в 316 г., сделав выводы из своих ошибок, он смог окружить Чанъань со всех сторон и лишить оборонявшихся китайцев поступления продовольствия и подкреплений. В скором времени все жители города оказались на грани голода. Злополучный император, оценив масштаб страданий, решил немедленно сдаться, чтобы положить конец подступавшему голоду.

В этот момент один из главных китайских военачальников из осажденного Чанъаня решил сделать смелый шаг в погоне за славой и фортуной. Зная, что его хозяин в любом случае намерен сдаться, этот военачальник тайно отправил своего сына в лагерь гуннов с предложением, что он, военачальник, позаботится о том, чтобы император сдался, если получит от гуннского двора соответствующую награду. Главнокомандующий гуннов Лю Яо, видимо, почуял подвох, потому что он мгновенно снес посланцу голову и воскликнул: «Долг каждого военачальника – поступать честно и праведно. За все пятнадцать лет, что я командую армией, я ни разу не унизился до того, чтобы побеждать за счет предательства, не сделаю этого и в этот раз. Передайте военачальнику, чтобы он дрался до последнего вздоха, потому что, если я схвачу его, он заплатит жизнью за попытку предательства».

Благородные слова. Но если посмотреть на записи о Лю Яо в других обстоятельствах, то окажется, что его уверенность в собственной праведности скорее поза.

Он прекрасно знал, что осажденные китайцы едва стоят на ногах, но предпочел прославиться, взяв китайскую столицу силой своего оружия, чем если бы позже все стали считать, что китайский император пал жертвой предательства. Так или иначе, но Лю Яо немедленно возобновил атаку, и вскоре после этого император, чувствуя, что дальнейшее промедление бесполезно, переоделся в простую одежду, которую надевали преступники, следовавшие на казнь, сел в маленькую повозку, которой правил сам, а его главные министры оделись как кули. В таком виде несчастный правитель выехал из городских ворот и направился в лагерь гуннов.