Древний Аллан. Дитя из слоновой кости

– Не помню. Наверно, когда была Чашей святого Танофера. По крайней мере, здесь мне все знакомо. Хотя и совсем не в радость, поскольку чего стоит страна, где белых считают страшилищами, а жене если и позволено приближаться к мужу, то разве что между полуночью и рассветом, когда смолкает их жуткая музыка.

– В твоей власти поменять их обычаи, Карема.

– Да, – воскликнула она, – уж я постараюсь!

После этого я вернулся к своим носилкам.

Глава XV Зов о помощи

У ворот города Саранчи нас встречали по-царски. К нам вышли жрецы, толкавшие перед собой плоскую колесницу с огромным изваянием своего божества, и мне, помнится, тогда даже стало любопытно, сколько может стоить эта золотая громадина, если ее переплавить. Вышли к нам и члены совета, все как один вековые старцы – эфиопы в основном живут больше ста лет. Может, потому их и обрадовало возвращение Бэса: они были слишком стары и не могли удерживать власть в своих руках, хотя были вынуждены править во время его долгого отсутствия. Ведь кроме Бэса среди живущих эфиопов не было никого с истинно царской кровью, кто мог бы занять его место на престоле.

Были там и тысячи женщин, широколицых, улыбающихся; их черная кожа, смазанная маслами, блестела, поскольку из одежды на них были только набедренные повязки, не считая золотых украшений. У некоторых золотые серьги были размером с ладонь, а в носах у многих торчали большие золотые кольца, в точности как у египетских быков. Матушка рассмеялась при виде их, а Карема сказала, что, по ее мнению, выглядят они ужасно, просто отвратительно.

Странный народ, эти эфиопы: большинство из них были как дети – веселые и добрые и совершенно не способные сосредоточиться на одной вещи более чем на минуту. Они могли плакать и одновременно смеяться. Была у них и своя знать – люди высокопросвещенные, хранители многих древних знаний. Они создавали законы, которые могли бы показаться чужеземцу несуразными, строили храмы, управляли золотыми, железными и медными копями и занимались искусством. То были настоящие господа, окружившие себя рабами, которые, впрочем, жили в полном довольстве, ибо на своей плодородной земле не знали ни нужды, ни лишений.

Так и протекала жизнь эфиопов от колыбели до могилы – среди песен, цветов и нехитрых трудов, за исключением которых делали они что хотели и любили кого хотели, и особенно своих чад, а детей у них было множество. Эфиопские мужчины по натуре своей и традиции были воинами и охотниками; они мастерски владели луками, и на войне, когда она случалась, впрочем довольно редко, им не было равных. В самом деле, к тому времени, когда мы нагрянули к ним, у эфиопов совсем не осталось врагов, и они сразу же стали упрашивать Бэса, чтобы он повел их на какую-нибудь войну, поскольку им уже было невмочь пасти скотину да возделывать поля.

Все это я узнавал постепенно, как и то, что эфиопы были великим народом и могли снарядить семидесятитысячное войско на войну, оставив достаточно воинов для защиты своей земли. О том же, что творилось за ее пределами, большинство из них имело слабое представление, хотя мудрецы, с которыми я беседовал, знали многое, поскольку они путешествовали в Египет и другие страны, чтобы изучать чужеземные обычаи и традиции. А что до их собственных верований, эфиопы поклонялись только одному божеству – Саранче, и, подобно этому насекомому, они беззаботно прыгали и стрекотали на протяжении всей своей жизни, а когда приходила зима, пора смерти, они так же легко перепрыгивали в иной мир, о котором ничего не знали, оставляя после себя потомство, чтобы оно могло так же греться под лучами грядущего лета жизни. Вот такими были эфиопы.

Что касается церемоний, проведенных по случаю приема Бэса и его повторного венчания на царство как каруна, об этом я мало что знаю, поскольку от укуса крокодила у меня началось заражение крови, я сильно занедужил и целую луну, а то и больше пролежал в роскошных дворцовых покоях, где золота, кажется, было столько, сколько глиняных горшков в Египте, и где вся посуда была из чистого хрусталя. Если бы не искусные эфиопские лекари и, главное, не заботы моей матушки, думаю, я бы, несомненно, умер. Ведь это матушка воспротивилась, когда они было вознамерились отрезать мне руку, и поступила мудро, потому как рука у меня постепенно зажила и снова стала как новенькая. В конце концов я выздоровел и, выйдя на площадку перед дворцом, был представлен Бэсом народу как его спаситель и как второй после него человек в царстве, чего я никогда не забуду, как и оказанного мне восторженного приема.