– Не называй меня царицей, господин мой Шабака, я устала от этого имени, да и от всего остального, как и ты. Зови меня Каремой-кочевницей или Каремой-Чашей, как тебе угодно, только не царицей, заклинаю тебя именем Тота, бога мудрости.
– Карема так Карема, – согласился я. – Но почем ты знаешь, что я от всего устал, Карема?
– А как же иначе, ведь ты не дикарь и все так и живешь с Египтом в сердце, с верой в судьбу Египта и… – она посмотрела мне прямо в глаза… – с помыслами о благородной египтянке. Потом, я мерю тебя по себе.
– Но ты, по крайней мере, счастлива, Карема. Ведь ты окружена величием, богатством и любовью, ты жена царя, самого лучшего из людей, и к тому же мать.
– Да, Шабака, все это так и вместе с тем не так, ибо разве можно насытиться одними лишь сладостями, если тебе больше по вкусу кислое? Ты только погляди, какие мы чудные. Когда я была девчонкой, дочерью вождя кочевников, сытая и образованная волею судеб, мне наскучила суровая жизнь в пустыне и мое узколобое окружение, потому что я хотела стать мудрее и узнать великих людей. Так я стала Чашей святого Танофера и окружила себя мудростью, таинственной мудростью иного мира, дикой и тонкой мудростью Танофера и тайной мудростью мертвецов, среди которых я жила. Но все это мне тоже наскучило, Шабака. Я была красива и знала это – мне хотелось блистать при дворе, чтобы мною восхищались, вожделели меня… мне хотелось править. И вот я повстречала своего мужа. Он был умен и благороден. К тому же он оказался твоим другом, и я думала, что он, без сомнения, верный и сердечный. Он был царем, или должен был им стать, хотя думал, что я ничего не знаю. Я вышла за него, на что святой Танофер только рассмеялся, хотя и ничего мне не сказал, и вот я стала царицей. И теперь мне иногда хочется умереть или же снова стать Чашей святого Танофера, полной божественной мудрости, разливающейся вокруг меня в безмятежном мраке среди гробниц. Кажется, в этом мире мы уже никогда не будем счастливы, Шабака.
– Нет, Карема, нам это только кажется, потому что на самом деле все обстоит иначе. Чем же тебе помочь, Карема?
– Менее всего тем, что ты уйдешь восвояси и оставишь меня здесь одну, – ответила она со слезами на глазах.
Посмотрев на нее, я подумал, что мне было бы все же лучше уйти, и прямо сейчас, но она, знавшая мои мысли наперед, покачала головой и рассмеялась.
– Нет-нет, я сама взвалила на себя это бремя и буду нести его до конца. Разве нет у меня двух чернокожих детишек и мужа-героя, благоразумного и острого на язык, или нет у меня престола и груд золота да хрусталя, о чем я никогда и не мечтала… и разве я не привязана ко всему этому великолепию? Если б ты ушел, я стала бы лишь немного несчастней, только и всего. Но не ради себя я прошу тебя остаться, а ради тебя самого.
– Как это – ради меня самого, Карема? Я сделал здесь все, что мог. Создал целое войско, превратил неумелых мальчишек в заправских воинов. Бэсу я больше не нужен, ему нужна ты, его дети да родная земля… а я здесь умираю с тоски.
– Но ведь ты можешь использовать свое войско по прямому назначению, Шабака.
– Против кого? Воевать-то не с кем.
– Против Великого царя Востока. Слушай же! За последнее время дар мой окреп, и теперь я вижу яснее. Только сегодня я видела, как фараон встречается со святым Танофером и Амадой. Все трое были взволнованны, не знаю почему, под конец Амада написала что-то на свитке и передала написанное посланникам – и вот уже те мчатся во весь опор на юг… к тебе, Шабака. Только не смотри на меня с таким недоверием: я верно говорю.
– Хорошо, что ты мне это сказала, Карема, потому как через одну луну я оказался бы там, где меня не нашли бы никакие посланники. Но теперь я обожду, а ты пока расскажи все Бэсу. Как думаешь, он даст мне войско для похода в Египет, если будет надобность?
Карема кивнула и сказала:
– Конечно, и тому есть три причины. Во-первых, он любит тебя, во-вторых, ему тоже наскучили Эфиопия и такая жизнь – в роскоши и лености, и, в-третьих, я скажу ему, что так надо.
– Тогда к чему другие две причины? – рассмеявшись, сказал я.
Итак, я остался в городе Саранчи и стал обдумывать, как организовать передвижение войска, чем его кормить и как поддерживать его боеспособность в течение полугода или года; помимо того, я заказал сотням искуснейших мастеров изготовить луки, стрелы и щиты. Бэс не возражал и ни в чем мне не препятствовал. Напротив, он всячески помогал скорейшему воплощению в жизнь всех моих начинаний, издавая соответствующие указы, и тут, как я догадывался, не обходилось без советов Каремы.
Так прошло три месяца, и я уже подумывал, не подвел ли Карему ее чудесный дар и что, если видение ее исходило не из сердца, а ненароком сорвалось с губ, лишь бы удержать меня в Эфиопии. Но она и в этот раз прочла мои мысли и только улыбнулась.