Древний Египет. Подъем и упадок

Это оказалось жестоким испытанием как для Уну-Амона, так и для его господина. Около месяца посланнику пришлось ждать, пока из Египта прибудет необходимая сумма денег — и все это время он терпел насмешки князя. Наконец, Уну-Амон получает необходимую древесину и, едва избежав ареста за воровство (обманутые текеры все-таки настигли его), бежит на Кипр. Там местные жители по непонятной причине пытаются убить его. На этом месте доклад о путешествии обрывается, но общий смысл повествования ясен.

В далекие дни XII династии другое классическое произведение, «Сказание Синухе», также поднимало тему путешествий египтян в соседние земли. Расхождение между судьбами Синухе и Уну-Амона разительно. Если Синухе распространил влияние Египта на шатры приютивших его палестинцев, то во время Уну-Амона ситуация коренным образом поменялась. Столь низко пала некогда великая держава.

Окончательное унижение ждало Египет в отношениях с бывшими владениями на Ближнем Востоке. Если частично сохранившийся рельеф царя Сиамона из Таниса (970–950) принять на веру, то он начал поход против южной Палестины и, возможно, захватил важный город Гезер. Но вместо того, чтобы включить этот город в состав Египта или передать его сокровища храму Амона, как это сделал бы в прежние времена любой уважающий себя фараон, Сиамон использовал добычу, чтобы купить благосклонность местного правителя. Согласно библейской Книге Царств, трофеи, взятые в Гезере, были отданы царю Израиля Соломону вместе с дочерью фараона[311].

В эпоху Нового царства фараоны нередко брали в жены дочерей чужеземных правителей. Это была обычная дипломатическая практика для укрепления стратегически важных союзов. Но ни один владыка Египта никогда не согласился бы использовать в подобных целях собственных дочерей. Увы, в X веке до н. э. раздробленному Египту пришлось признать горький факт, что отныне он не та сила, с которой считаются все, а лишь один из многих игроков в бурном море ближневосточной политики. Солнце Египта померкло, слава его была втоптана в грязь. Кажется, что времена величия и мощи Нового царства остались в прошлом.

И все же по крайней мере у одного из ливийских царей были другие идеи.

Глава 20. Борьба за трон

Золото Иерусалима

Политическая раздробленность стала не просто новым явлением в истории Египта, но и бросила вызов традиционным воззрениям египтян, которые придавали особое значение объединяющей роли фараона и отвергали идею раздела страны, считая ее торжеством сил хаоса. Прежде мы видели, как за пять веков до описываемых событий традиционализм стал мощным оружием в борьбе с захватчиками-гиксосами. С ливийской правящей верхушкой на пике ее могущества произошла удивительная перемена: в некоторых аспектах она начинает ассимилироваться с покоренным населением.

Первые ростки возвращения к старым обычаям наметились в Фивах, сердце политической ортодоксальности. Верховные жрецы, правившие после Пинеджема I (1063–1033), не носили царских титулов и датировали свои памятники годами правления царей в Танисе. Это не означало, что Менхеперра (1045–992), Смендес II (992–990) или Пинеджем II (990–969) были менее деспотичны и властолюбивы, нежели их предшественники, — но они были склонны признать верховную власть одного царя. Это была серьезная, хоть и не лишенная заднего умысла перемена в мировоззрении чужеземных правителей, которая давала возможность для воссоединения в будущем.

Такая возможность представилась в середине X века до н. э. На исходе царствования Псамметиха II (950–925) власть над Фивами захватил Шешонк — авторитетный и амбициозный потомок предводителя ливийских наемников Буивавы, сделавшегося владетелем в Бубастисе (Бастете). Как «великий вождь» он был, по-видимому, самой сильной личностью в дворцовых кругах. Также он женил своего сына на Мааткерт, старшей дочери Псамметиха II, благодаря чему укрепил связи с правящей фамилией. Его расчеты оправдались: после смерти Псамметиха он сумел захватить трон. Его воцарение стало не просто приходом к власти очередного ливийского вождя, но положило начало XXII (Ливийской) династии[312]и открыло новую страницу в истории Египта.

Для укрепления центральной власти Шешонк I (945–925) взялся за восстановление престижа монархии, а также за возвращение к государственному устройству времен Нового царства. Прежде всего, он ликвидировал институт божественных оракулов, который был инструментом в руках правителей. Слово фараона всегда было законом, и Шешонк не нуждался в одобрении принятых решений Амоном. Только в дальней Нубии, где в столице Напате находился великий храм Амона Ра, божественный оракул сохранился нетронутым, что имело отдаленные последствия для истории Нильской долины.