Древний город Афины и его памятники

М. Кросби полагает, что культ Сострадания был добавлен к культу двенадцати богов в той же ограде; позже, когда в этой ограде культ Сострадания стал преобладающим, двенадцати богам была посвящена роспись Евфранора у стои Зевса. Томпсон реконструирует скульптурные панели парапета на основании исследованных Г. Гетце четырех поздних римских копий афинских рельефов. Г.А. Томпсон считает их относящимися к алтарю Сострадания; по его мнению, они были вставлены в ограды по обе стороны двух входов в священный участок.

Говоря о чрезвычайной популярности культа Сострадания, Томпсон вспоминает рассказ Сенеки: «Когда Филипп (Македонский) продавал захваченных в плен олинфян, Паррасий, афинский художник, купил одного из них, старика, и привел его в Афины. Там он подверг его пыткам и с этого образца писал Прометея. Олинфянин умер в мучениях. Паррасий поместил эту картину (в качестве посвятительного дара). Его обвинили в нанесении вреда республике Последней просьбой олинфянина было: „Афинянин, верни меня Филиппу!“». Один из обвинителей предлагает Паррасию: если ты хочешь посвятить богам свою картину, «укрась своими дарами алтарь Сострадания» (Сенека, Контроверсии, X, 5 (34)). Возможно, что этот пример был придуман самим Сенекой, но для него имелось, по-видимому, не мало оснований.

В V в. при украшении алтаря и были созданы сцены, соответствующие культу Сострадания. У западного входа были помещены изображения: слева — Евридики и Орфея, справа — дочерей Пелия. Орфей выводит Евридику из царства Аида, но он не должен смотреть на ее лицо. Однако Орфей, преодолев уже много препятствий, не может более не видеть лица своей возлюбленной и, взглянув на нее, теряет ее навсегда. Художник избрал этот наиболее трагический момент: Орфей повернулся к Евридике, и взгляды их встретились. Гермес, проводник душ, уже держит Евридику за руку. Это тот «поворот судьбы», о котором писал Стаций.

На втором рельефе также три фигуры: Медея обещала вернуть молодость Пелию, сварив его разрубленное на части тело в котле. Его дочери поверили волшебнице. Одна из них несет котел, и Медея держит над ним сосуд с магическими травами; вторая дочь, взволнованная и грустная, поднимает к лицу принесенный нож. Здесь та же тема «поворота судьбы», ибо убитый Пелий более не воскреснет.

У восточного входа изображены: слева — Геракл и Геспериды, справа — Геракл с Тесеем и Перифоем. Перифой и Тесей пытались увести из ада похищенную Аидом дочь Деметры Персефону, но были схвачены и прикованы к скале. Освободителем приходит к ним Геракл, но он может (244/245) освободить и вернуть к жизни только Тесея. На рельефе Геракл и Тесей, готовые в путь, медлят проститься с Перифоем, навек остающимся в царстве мертвых.

Дочери Пелия и Медея

На другом рельефе — Геракл, достав золотые яблоки при помощи Гесперид, завершил свой последний подвиг. Девушки полюбили героя. Одна из них уже держит ветвь с тремя яблоками, но не решается передать их юноше, ибо он сразу должен навсегда покинуть пределы сада. Геракл также задумчив и хмур.[57] (245/246)

Г. Гетце отмечает, что все четыре изображения на рельефах посвящены теме «поворота судьбы»; они иллюстрируют наиболее сложные человеческие взаимоотношения — отцов и детей, мужа и жены, друзей и влюбленных.

Прощание Тесея с Перифоем

Встает вопрос о времени и причине возникновения на агоре в священной ограде двенадцати богов культа божества Сострадания. Отвергая более ранние толкования этих рельефов как хорегических, связанных (246/247) с темами трагедий на сцене афинского театра, Томпсон полагает, что эти рельефные изображения возникли в связи с каким-то событием, чрезвычайно значительным в жизни афинян.

Геспериды и Геракл

Архитектурный анализ перестройки алтаря позволяет датировать его последней четвертью V в., а копии рельефов ближе всего к аттической скульптуре 420—410 гг. Эти годы в жизни афинян тесно связаны с катастрофой Сицилийской экспедиции 413 г. (247/248)

Заканчивая трагическую историю гибели афинского войска, Фукидид пишет: «Это было важнейшим событием не только за время этой войны, но, как мне кажется, во всей эллинской истории, насколько мы знаем о ней по рассказам, событие наиболее блестящее для победителей и наиболее сокрушительное для побежденных. Погибло … все: и сухопутное войско, и флот, ничего не осталось, что бы не погибло; из огромного войска вернулись домой лишь немногие» (VII, 87).

В «Лисистрате» Аристофана, написанной в 412 г., есть строки, полные такой горечи и боли, что и на веселом представлении, вероятно, зрители плакали:

Неужели нет мужчины на этой земле? —
Клянусь Зевсом, нет их!

(ст. 524)

Прежде всего страдаем мы, родившие и отправляющие отсюда наших детей-гоплитов!
— Молчи, не напоминай о бедах!

(ст. 569)

Это было время, когда афиняне и население многих десятков союзных городов оплакивали погибших.