Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима

Дорийцы были уже сложившимся народом, когда вторглись на Пелопоннес. Что заставило их покинуть свою страну? Действительно ли это было вторжением в чужую страну, или это была внутренняя революция? Мы этого не знаем. Но можно с уверенностью сказать, что в тот период жизни дорийцев у них уже не было родового строя. Мы не находим у них древней семейной организации, следов патриархального быта, религиозной аристократии, наследственной клиентелы. Мы видим только воинов, равных по положению, под властью царя. Вполне вероятно, что первый социальный переворот уже произошел, или в Дориде, или по пути в Спарту. Если мы сравним дорийское общество IX столетия с ионийским обществом той же эпохи, то увидим, что первое подверглось изменениям намного раньше, чем второе. Ионийское общество позже вступило на путь переворотов, но прошло по нему значительно быстрее.

Хотя у дорийцев к моменту прибытия в Спарту уже не было родового строя, они еще не могли полностью отказаться от него; у них сохранились некоторые древние институты, такие, к примеру, как право первородства и неотчуждаемость наследства. В результате в спартанском обществе появилась аристократия.

Согласно преданиям, когда появился Ликург, в Спарте было два класса, и эти классы враждовали между собой. Царская власть, естественно, стремилась принять сторону низшего класса. Ликург, который не был царем, стал во главе аристократии и одним ударом ослабил власть царя и надел ярмо на шею народа.

Нас не должны вводить в заблуждение разглагольствования некоторых древних и многих современных писателей о замечательных спартанских институтах, о неизменной удаче, сопутствовавшей спартанцам, о равенстве, совместном проживании. Из всех городов, когда-либо существовавших на земле, Спарта, вероятно, была единственной, где правление аристократии отличалось особой деспотичностью и где почти ничего не знали о равенстве. Что уж говорить о равном разделе земли. Если этот раздел и имел место, то можно с уверенностью сказать, что, по крайней мере, во времена Аристотеля у некоторых были огромные поместья, а у других не было ничего, или почти ничего; в Лаконии насчитывалась едва ли тысяча собственников.

Если мы рассмотрим только спартанское общество, без учета илотов и лаконцев, то увидим иерархию классов. Во-первых, неодамоды, по-видимому, бывшие рабы, получившие свободу; затем эпевнакты, которых принимали в войско для заполнения нанесенной войной бреши в рядах спартанцев; чуть выше стоят мотаки, очень напоминающие клиентов, которые жили в доме господина, повсюду сопровождали его, вместе с ним работали, отдыхали и сражались; далее класс незаконнорожденных, которые хоть и происходят от настоящих спартанцев, но отделены от них религией и законом, и, наконец, класс низших, скорее всего состоявший из младших сыновей, лишенных наследства. Над этими классами находился класс аристократов, называвшийся классом равных. Эти люди действительно занимали равное положение и стояли намного выше остальных. Нам неизвестно, сколько человек относилось к этому классу, мы только знаем, что он был очень незначительный. Как-то один из врагов равных насчитал шестьдесят равных в четырехтысячной толпе, заполнявшей общественную площадь. Только равные принимали участие в управлении городом. По словам Ксенофонта, те, кто не входил в состав этого класса, были вне государства. Демосфен сообщает, что человек, входивший в состав класса равных, уже только благодаря этому становится «одним из правителей города». «Их называют равными, – продолжает он, – поскольку между олигархами должно существовать равенство».

У нас нет точной информации о составе сената, совета, управлявшего Спартой. Скорее всего, должности были выборными, но в выборах принимали участие только равные. Избрание в сенат считалось высшей наградой за достойную жизнь, посвященную общественному благу. Нам неизвестно, что именно понималось под достойной жизнью – богатство, происхождение, заслуги, каким был возрастной ценз. Очевидно, одного происхождения было недостаточно, раз проводились выборы. Можно предположить, что в городе, «который очень любил деньги и где богатым было позволено все», основное значение имело богатство»[191].

Только равные имели гражданские права, только они принимали участие в собраниях; только они в Спарте были тем, что понимается под словом народ. Из этого класса выбирались сенаторы, пользовавшиеся огромной властью. Недаром Демосфен говорит, что в тот день, когда человек входит в состав сената, он становится властителем толпы. Этот сенат, в котором цари были простыми членами сената, управлял государством точно так, как всегда управляло аристократическое сословие. Ежегодно избирались магистраты, выбор которых зависел от аристократии, имевшей неограниченную власть. Таким образом, в Спарте была республиканская форма правления; у нее были все внешние признаки демократии: цари-жрецы, ежегодно избираемые магистраты, сенат и народное собрание. Но народ состоял всего лишь из двухсот, или трехсот, человек.