Древний мир и войны. Стихи

гренландо-германские стяги,

от которых было лишь горе.

Но это другая история.

Зря ты, Анечка

На востоке нет пороков,

на востоке только медь.

У восточного порога

бабам жить иль умереть?

Открывай ворота, шах-падишах,

коль с тобою сегодня аллах!

Заводи невесту, надевай чадру:

— К мамке с папкой не верну!

И кому какое дело,

откуда птица залетела?

Его корабли

её привезли.

Она горда, как три кита,

и нация у ней не та.

— Не умею я, шах, поклоняться!

— А что ты там прячешь?

— Пяльцы.

— Я тебя сделаю знатной.

— Заколю себя сталью булатной,

если ты сделаешь шаг!

Конечно же, сделал шаг шах.

Нехорошо ты, Анечка, поступила,

на руках жениха дух спустила:

— А знаешь какие у нас лошадки,

как муравушка гладки!

Где-то во поле кони скачут,

по дщери родители плачут,

турецкий шах матерится.

А между небом, землёй граница

открывает ворота:

— Зря ты, Аня, к нам пришла,

может, что-нибудь да получилось,

глядишь и в чужого «коня» бы влюбилась.

Царица Турандот

А царица Турандот

в замке краденом живёт,

в замке краденом живёт,

тихо песенки поёт

про Русь да про мать:

ни доплыть, ни доскакать!

А царицу Турандот

Сулейман в поход зовёт,

Сулейман в поход зовёт,

да в поход совсем не тот:

не до белой Руси,

а до чуждой земли.

А царица Турандот

в тот поход и не идёт,

не идёт в поход царица,

в замке хочет материться!

В замке краденом живёт

бела дева Турандот.

Краденая дева

не пила, не ела,

не ела, не пила,

пока не затошнило.

Стало сразу ясно:

живём мы не напрасно,

не напрасно мы живём,

скоро ляльку понесём

на показ всему дворцу

да Сулейманчику отцу!

Ой ты, дева-девица

турандотская царица,

жизнью своей краденой

помни отца с матерью.

Но своим дочерям

ни за что не отвечай

где их предки живут.

Сулейманки не поймут!

Сулейманки не поймут,

они сердцем своим тут,

на персидских берегах,

и серёженьки в ушах

весело поблёскивают

каменьями заморскими!

Не плачь горько, мать,

дочерям не пропадать:

отдадут их замуж далеко за море,

не увидишь их боле.

Эх, царица Турандот

в замке краденом живёт,

в замке краденом живёт,

песни русские поёт

о доме, о хлебе,

о краях, где ей не быть.

Древние войны

Русь в огне, дыму да с мечом нужна

Русь стояла не со зла

и увенчана была

болванами: сварогами,

перунами, даждьбогами.

А кто богов этих не знал,

тот и замертво лежал.

Ой святая Русь — то проста земля,

хороша не хороша, а огнём пошла!

Павши замертво, не ходи гулять,

тебе мёртвому не примять, обнять

зелену траву — ту ковылушку.

Не смотри с небес на кобылушку

ты ни ласково, ни со злобою,

не простит тебя конь убогого!

Ой святая Русь — то проста земля,

хороша не хороша, а огнём пошла!

Золотые жернова не мерещатся,

перуны в огне наши плещутся,

а доплещутся, восстанут заново,

не впервой уж им рождаться замертво!

Ой святая Русь — то проста земля:

хороша не хороша, но с мечом нужна!

Последняя песнь Владимира Старицкого

То не крепости турецкие разгорались,

то святая Русь в огне, дыму.

Русь крестьянская, деревянная,

самим царём Грозным оболганная.

А у князя москвича

рать в опричнину пошла,

рать в опричнину пошла

да у Владимира.

Ей-ей не робей,

не кем Москву защищати,

от татара злага оберегати.

Гори не горюй,

князья наши не воюй:

князья наши по губерниям сидят,

воевати и не могут, не хотят.

Хмурься, Владимир, не хмурься,

а на Грозного ты не дуйся,

ведь он по рукам твоим вдарит

да по краю родному ударит,

ударит — не пожалеет:

то не Новгород горит, а кровь алеет.

Ну а ежели народец свой же бьют,

значит, ворогу помогут, подсобют:

берите пашни наши и рожи,

а нам не любы, не гожи

родные земли!

Что, князь, не дремлешь,

удумал с царём тягаться?

Тебе ли, смерд, баловаться!

Кто с мордой царскою спорит,

тому лежать гордо в поле.

Такое во веки веков ещё будет,

а кто забудет о том, того и не будет.

Кони нынче дороги

Если б кобыла тебя не любила,

её б во поле не было.

А когда скотина хозяина знает,

то она пашет и пашет, пахает!

Ежели конь во полище пашет,

то нет и домища краше:

жена сыта, накормлены дети

и родственнички все эти.

Но бывает, приходит беда,

от неё не сбежишь никуда!

Гляди, прёт богатырская рать

да хочет кобылу отнять:

— Почём, мужик, лошадь продашь?

— Как же её отдашь?

Без неё ложись, помирай!

Богатыри: «Да хоть в рай!

Знаешь, идёт война

с ханом чужим, и беда

будет совсем большая,

если ему родная

супруга твоя приглянётся!»

Мужичонка плачет, сдаётся:

— Ну забирай и меня в своё войско!

«Это по нашему!» Бойко

от мужиков деревню избавили,

к своим же кобылам приставили,

и по заморскому хану ратью!

А поля не ждут, их пахать бы!

Бабы сами себя запрягут

и пойдут, пойдут, пойдут…

— Чего бабоньки да без кобылы?

— Нынче кони дороги были!

Гневное добро

Не гневи ты мою душу,

я нагневался, я намаялся

и на белый свет опечалился.

Я весь белый свет ненавижу так!

Всё черным-черно али я дурак?

Я во поле, на коня:

не ищи бел свет меня!

Накину лёгку кольчужку,

оставлю дома подружку

и до утренней росы

кинусь, брошусь в басмачи:

пущай у ляха

надвое ряха!

Не гневите мою душу,

я так добр, что уж не слышал,

как кричали до зари

ляхов бабы: «Палачи!»

Добрый витязь, добрый конь,

добрый мир. И я влюблён

в добрый, добрый старый свет!

«А где новый?» Его нет.