— Я могу помочь тебе спокойно заснуть. Я буду гладить твои волосы и твою спинку, твои белые ножки… и не сделаю ничего, что ты не захочешь. Тебе не нужно бояться меня, Госпожа. Я буду тебе послушен, ты ведь в этом уже могла убедиться.
Элиав вытаращил глаза и теперь посмотрел на меня с явным удивлением. О, Боги! Когда же эти мужчины оставят меня в покое и уберутся отсюда!
— Так о чем ты хотел поговорить?
— Завтра с утра я пойду в город. Я выйду рано, пока ты еще будешь спать. Не думай, что я убежал, я не покину тебя.
— И что ты собираешься так рано искать в Риме?
— Это мое дело. Я только предупредил тебя.
— Да иди ты, куда хочешь, но… Если ты затеял что-то плохое… Дакос! Даже не смей думать о том, чтобы кого-то убить или ограбить.
— Ты хочешь меня обидеть, женщина? По-твоему я похож на вора или разбойника?
— Я тебя совершенно не знаю! Понятия не имею, что ты за человек! Но наглости и дерзости тебе точно не занимать! Ты все сказал? Я тебя отпускаю на утреннюю прогулку, так и быть, походи, полюбуйся Римом.
— Я не ищу развлечений! А Рим я уже успел хорошо повидать в первые месяцы плена.
Он глухо произнес свои последние слова и мое сердце дрогнуло. Вряд ли Дакос хотел меня разжалобить, но некоторое сочувствие его признание все-таки у меня вызвало.
— Я тебя услышала. Я не собираюсь тебя держать взаперти, даже при всем желании, я даже не знаю, как подойти к этому вопросу. У меня никогда не было рабов…
— Это заметно!
— Да, ты, кажется, насмехаешься? Прочь с глаз моих! Оба! Выметайтесь отсюда, я хочу спать! И никакие помощники мне в этом не нужны.
— Я сейчас уйду. Только с завтрашнего дня я буду приносить тебе воду для вечернего умывания. Я, а не этот смазливый грек!
— Та-ак, интересно… я тебе не стыдно будет прислуживать женщине? Это не заденет твою мужскую гордость и твою воинскую честь? А?
— Ты кое-что сделала для меня и я умею быть благодарным. На моей родине принято уважать женщин, правда, ты еще не стала матерью, но когда-нибудь будешь ею. Мы поклоняемся Великой Богине и она учит нас оберегать тех, что дарят нам радость и продолжают наш род. Нет, служить тебе не будет для меня позором. К тому же ты вовсе не римлянка. И живешь очень скромно. Я тебе помогу.
— Чудесно! Просто чудесно! Всю жизнь мечтала о таком помощнике!
— Вот я и появился!
Он ведь даже не уловил моей тонкой иронии, вот же чурбан, еще возомнит о себе невесть что…
— Доброй ночи, Госпожа! Эй, ты, грек, ты тоже уходишь!
— Иди, Элиав! Ох… Доброй ночи!
Я строго посмотрела на Дакоса.
— Если я узнаю, что ты обижаешь моего приятеля, если я только узнаю… я рассержусь и тебя накажу. Как-нибудь… очень сурово! Не смей трогать парня! Ты меня понял?
— Если он больше не будет долго разговаривать с тобой…
— Нет, это уже не лезет ни в какие ворота! Ты что себе позволяешь? Ты здесь кто?
— Я — Тот, кто теперь будет защищать и оберегать тебя. Со мной тебе не грозит никакая беда. Ни злые люди, ни голод. Я всегда сумею позаботиться о тебе, женщина.
Когда занавеси за обоими мужчинами опустились и я осталась в комнатке одна, то долго не могла успокоиться. Дакос — опасный, самоуверенный тип. Это очевидно. И наша вечерняя перепалка — точно не последняя. Мне надо быть настороже и не подпускать его близко. И вообще, надо как-то поскорее отделаться от него, может, и правда, дать ему «вольную». Правда, я что-то я не заметила особого восторга на лице гладиатора, когда завела речь о свободе для него. Хитрит, не хочет заранее поверить в такое чудо.
Три последующих дня прошли довольно однообразно. Хотя, как сказать… Дакос уходил утром и возвращался ближе к вечеру, приносил нам еду на всех, и лично для меня что-нибудь особенно вкусненькое — жареные орешки: фундук или миндаль, медовые соты или пригоршню плодов земляничного дерева. И ведь, не только еду.
Сегодня, например, гладиатор подарил мне весьма оригинальный кулончик… в виде эрегированного фаллоса — ну, здесь это считается амулетом, дарующим благоденствие и отгоняющим злых духов. Такие фигурки из глины или терракота на каждом углу висят, у входа в каждую лавку, я уже привыкла, хотя, поначалу, глаза отводила и смеялась в кулачок. Римляне чуть ли не обожествляют мужские и женские гениталии! Это забавно…
— Дакос, я же не римлянка, мне-то зачем такая штука? Да, и не буду я такой стыд на шее носить, даже не надейся! Или ты меня решил заколдовать таким образом? Ничего не выйдет, я не поддаюсь твоим чарам.
Но мужчина только сверкал крепкими зубами в широкой улыбке и посматривал на меня очень-очень заинтересованно. Я хмурилась, смотрела на него строго, и тогда он начинал оправдываться:
— На чужбине не худо бы почитать и чужих Богов! Свои поймут и простят… А красивое и здоровое тело, способное давать сильное потомство, ценилось всегда и везде.
— Ты опять участвовал в поединках? Как только тебе не надоест убивать за деньги?
— Римляне приучили меня к вою толпы. Я прежде не был убийцей, но стал им теперь. А если за это еще и платят? Я могу накормит вас всех! И теперь я сам могу выбирать соперника, и никогда не подниму меч на выходца из моих земель.