– Господин Каррон, ведь это же знаменитый Дакос, вы верно слышали о нем, – вкрадчиво прошептал из угла упитанный лысенький патриций, чьи пальцы не могли сомкнуться от обилия золотых перстней.
– Знаю! Дакос. Тот самый, что в одиночку расшвырял десяток легионеров из когорты Марка Лукреция… я не очень-то верю в эту легенду, но посмотрим, на что он годен… где ты там ходишь, Габон?! Вели принести ему полное снаряжение – доспехи на предплечья, поножи и хваленый шлем с грифоном. Мы выйдем в залу и начнем бой.
– Гай, прекрати этот спектакль! Ты меня пугаешь.
До Оливии, кажется, дошло наконец, что Каррон не шутит. Одно дело болтать языком или грызть миндаль, глядя на смертельный бой рабов, но совсем другое дело наблюдать за поединком консула и фракийца, который, говорят, был не последним человеком в своем племени. На кону престиж и честь Рима… а что, если…
– Гай, отмени свою затею – все это поймут. Давайте выпьем вина, сейчас принесут твое любимое фалернское…
– Он предпочитает напитки попроще, – только и смогла вымолвить я, девушка из далекой страны, собственно, из-за которой и заварилась эта каша. Надо спасать ситуацию, только вот как…
Я осмелилась прикоснуться к рукаву его белой туники.
– Гай Марий, прошу тебя, не надо никаких поединков. Я не сомневаюсь в твоей победе, но ведь ты можешь повредить мое имущество. Это было бы грустно. Первый раз в жизни обзавестись рабом и тут же его потерять – жаль.
Теперь мы смотрели в глаза друг другу – голубое небо и синее море, всегда рядом, но никогда не сойдутся, разве что в бурю или сильный шторм смогут слиться в неистовых страстных объятиях. Может, все бы еще обошлось, но словно какой-то злой демон дернул Дакоса за язык и он, до сей поры молчащий, он вдруг весело пробормотал, нахально мне подмигнув:
– А с чего ты взяла, что я пострадаю, добрая госпожа?
"И в самом деле – с чего бы мне переживать. Я вообще-то за Гая волнуюсь, чтоб ты знал! Ты его выше на полголовы и гораздо массивнее, да и дерешься на арене каждый месяц ни по разу, знаешь кучу секретных приемчиков – тебя им нарочно обучали в школе бойцов-смертников, а Гай только со своим чернокожим амбалом тренируется понарошку…"
Однако после наглой реплики раба не могло быть и речи о том, чтобы отменить поединок. Мы перешли в просторный атриум дома. Мужчинам принесли экипировку для боя. Матроны расположились на бронзовых скамеечках, которые предусмотрительно сдвинули к стенам, прочие гости тоже отошли в сторону.
Я прижалась спиной к терракотовой колонне, поддерживающей крышу и сжала ладони перед грудью. То, что задумал Гай, было неправильно, – это какое-то мальчишество, удаль молодецкая и не что иное.
Клодий подошел ко мне, в знак утешения коснулся лбом моего плеча и вовсе забормотал какую-то ерунду: – Даже не предполагал, что ты настолько ему интересна. Он просто из себя вышел. Никогда не видел его таким злым.
Потом поэт поплелся к Оливии, подчиняясь ее властному жесту. Я же перевела взор на мужчин в центре ровной площадки зала. Они были готовы сражаться, и Гай Марий тихо произнес последние слова, обращаясь к сопернику:
– Твоя задача продержаться несколько минут. Если сможешь выстоять, я решу, что ты готов быть ее защитником. Сам будешь атаковать в полную силу. И не бойся меня задеть, тебя не накажут. Тем более, у тебя теперь такая добрая госпожа…
Фракиец только кивнул в ответ, а через пару секунд глухо добавил:
– Я продержусь и дольше… консул Каррон!
Большой шлем с фигуркой грифона наверху полностью закрывал голову моего новоиспеченного раба. Тяжело, наверно, таскать на себе такую железную каску. Ох, что творят эти мужчины! Мне вдруг показалось, что Гай специально задумал убить гладиатора. И нарочно, чтобы меня уязвить, наказать за какой-то проступок… Но что же я сделала? В чем виновата перед ним?
В руках Гая был короткий меч с широкой режущей кромкой – обычное оружие римских легионеров, предназначенное для сильного колющего удара. Дакос держал так называемую «сику» – мощный, слегка изогнутый на конце кинжал, способный наносить тяжелые раны – порезы на слабо защищенных тыльных местах рук и ног противника. У обоих бойцов были щиты – у Гая прямоугольный, типичный армейский, а у Дакоса – овальный, поменьше.
Гай ударил мечом о поверхность своего щита и это, видимо, означало начало поединка. Я зажмурилась и опустила голову. Не могла на это смотреть! Но я прислушивалась изо всех сил…
Какое-то время были слышны лишь звуки металлических ударов и шарканья ног о гладкий мозаичный пол залы. Потом до меня донесся чей-то приглушенный смех и одновременно испуганное аханье со стороны женской части зрительской аудитории. Нет, ни за что не открою глаза, зря он рассчитывает, что я буду любоваться его доблестью. У меня тонкая душевная организация, я столь дикого зрелища не перенесу.
А потом раздался громкий, повелительный голос Септония: