Древний Рим. Имена удовольствий

Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай и правда планировал жениться на мне, почему бы ему этого не сделать?

Но меня грызли сомнения. Казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать…

Однако спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:

– Наталия, где ты?

У меня сердце в пятки ушло, показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как последнюю блудницу.

– Я здесь… надо света попросить, – пропищала в ответ.

Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:

– Скажи мне, ты прежняя?

– Как это – прежняя? – оторопела я, начиная мелко дрожать.

– Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду? – строго спросил Гай.

– Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя, – резонно поправила я.

– Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!

Он схватил меня в охапку и… я думала сейчас косточки захрустят, так сильно он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать протесты.

– Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?

Сергий принес на нашу половину маленький бронзовый светильник и тотчас удалился, опустив полог, тем самым создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально заглядывал в глаза, словно пытаясь разгадать, что у меня на душе творится. Вопрос мой он и вовсе проигнорировал.

– Мне сказали, что ты не здорова, тебя ранили?

– Нет. У меня обычное женское недомогание, которое бывает раз в месяц. Скоро пройдет.

Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя навязчивые мысли:

– Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?

Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:

– Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и отпустил.

Новые вопросы Гая привели меня в полное смятение:

– Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?

И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:

– Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе.

– Ты написала, что подвела меня, что это значит?

Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.

– Мне казалось, ты не поверишь, обругаешь за эту поездку, будешь думать невесть что, а мне было плохо и страшно, еще твои солдаты сказали, что я шпионка и меня надо допросить. Конечно, я тебя подвела, дала повод для сплетен. Зачем тебе жениться на девушке, что провела ночь в плену у беглых рабов, все в Риме начнут это обсуждать, а ты не захочешь стать центром скандала. Я все понимаю и прошу лишь об одном – верни меня в город, а там я буду жить тихонечко…

– Глупая женщина! – гневно перебил Каррон. – Марс свидетель, какая же ты глупая женщина! Я ни за что тебя не оставлю и не переменю своего решения, как только все уляжется и ты станешь здорова мы заключим союз. Неужели ты думала, что я откажусь от тебя теперь, когда ты рискуя жизнью, отправилась за мной следом, неужели я перестану тебя любить лишь потому, что тебя держали в плену. Я боялся только одного, что ты… (вздох) изменишься. Но мои опасения были напрасны.

– Почему же я могла измениться?

Ответ давался Гаю непросто, некоторое время он тщательно подбирал слова:

– Я видел женщину, потерявшую рассудок, после того как ее всю ночь насиловали легионеры.

– И ты это не остановил?! – воскликнула я.

– Она убила центуриона и заслужила свою кару.

– А за что же она его убила?

Каррон молчал. И тогда я сама заговорила:

– Послушай, Гай, меня никто не насиловал. Меня никто и пальцем не тронул, меня, верно, пощадили боги, а точнее богиня…

Я бы еще добавила «Фракийская», но, пожалуй, это дополнение было лишним. Да, я сказала неправду, я сказала Каррону то, что он желал бы сейчас услышать, и не могла иначе. Ложь во спасение. Его и меня – нас обоих. Хотя, такая ли уж это была ложь…

– Если ты мне не веришь, лучше сразу скажи, я не хочу, чтобы ты злился тайком и считал меня грязной.

Ответ Гая просто лишил меня дара речи:

– Что бы ни случилось с тобой там, ты уже очистилась своей кровью. Я не вижу на тебе никакой вины и никогда ни в чем не упрекну. Но с этой минуты, женщина, ты будешь под моим присмотром, ибо ты дорога мне, как собственная жизнь. Ты и шагу от меня не сделаешь, без моего позволения и большой охраны.