Древний рим — история и повседневность

Ассер лежал на плечах лектикариев так, что при движении в толпе концы шеста оказывались на уровне голов или плеч прохожих: "...теснит нас огромной толпою сзади идущий народ. Этот локтем толкнет, а другой двинет ассером крепким"[147]. Подвешенные на ассере носилки - будь то лектика или селла - поэтому, действительно, оказывались очень невысоко над землей. Мрачным дождливым вечером 15 января 69 г. император Гальба в носилках пересекал Форум, направляясь к преторианскому лагерю, где уже бушевало поднятое Отоном восстание, когда на площадь вылетела конница мятежников. "Носильщики императора, - рассказывает Тацит, - дрожали от страха; возле бассейна Курция Гальба вывалился из носилок и покатился по земле"[148]. Употребленные здесь Тацитом глаголы - "projectus ас provolutus est" - показывают, что старик император падал не сверху вниз, а вперед, то есть, сидя в носилках, находился очень невысоко над землей.

81. Легионеры с ассером на плечах. Рельеф колонны Траяна

Ношение носилок на ассере было самым распространенным, но не единственным способом. Высказанное выше соображение о том, что лектику можно было носить также на плечах, так что сидящий в ней располагался над головами лектикариев, подтверждается в ряде случаев бесспорно. "Восемь сирийцев ты дал для поддержки носилок подруги", - упрекает Марциал легкомысленного и влюбчивого юношу[149]. В подлиннике сказано: "Octo Syris suffulta datur lectica puellae". Причастие "suffulta" происходит от "subfulcio" ("подпирать снизу", "выталкивать наверх") и предполагает лишь один способ ношения лектики - на плечах.

Вот в основных чертах, что представляла собой римская лектика и как она практически использовалась. Обладало ли это повседневное бытовое явление общественно-историческим содержанием и в чем оно состояло?

Почти все упоминания о носилках у древних авторов носят отрицательный - разоблачительный и осудительный - характер. Гай Гракх в названной выше речи описал поведение ехавшего в носилках аристократа, чтобы обличить его изнеженность и развращенность. "Слыхано ли, - спрашивал Цицерон у сената, - где-либо в наших землях про такое преступление, такую подлость и такой позор? В боевой колеснице ехал народный трибун, перед ним - ликторы в лавровых венках, а среди них, в открытых носилках, - актриса!"[150]. Марциал считал, что носилки - средство пускать пыль в глаза: "Хоть и шести у себя никогда ты не видывал тысяч, Цецилиан, но шесть слуг всюду носили тебя"[151]. Как показывает внимательное чтение подряд такого рода отзывов, рассыпанных по всей латинской литературе, отрицательное отношение римских писателей и моралистов к носилкам связано с тремя моментами. Во-первых, езда в лектике считалась проявлением изнеженности: "Хоть и здоров, а несут Филиппа, Авит, целых восемь. Коль, по тебе, он здоров, ты помешался, Авит"[152]. Носилки не только выдают изнеженность человека, ими пользующегося. Они смешны и отвратительны также тем, что позволяют старикам прятать в них свою немощь и неподвижность, всегда казавшиеся римлянам чем-то позорным и жалким. Так, скрытый в носилках, пытается командовать "здоровыми и храбрыми, хорошо вооруженными людьми" легат Нижней Германии при Вителлии Гордеоний Флакк, которого вверенные ему войска "презирали за телесную немощь, вызванную старостью и подагрой"[153].

Во-вторых, носилки связывались у римлян с представлением о бесстыдной демонстрации собственного богатства.

"...Близок К краху Тонгилий с его притираньями из носорога, С шумной толпой неопрятных клиентов; пока ж через площадь Слуги мидийские в длинной лектике несут его, с целью Вилл накупить, серебра, и рабов, и мурринских сосудов"[154].

Марциал считает необходимым отделить себя от вульгарных римских богатеев с их обычными замашками: