Поэтому окончание гражданской войны не означало, что спор о свободе также окончен. Напротив, установление бессменной диктатуры Цезаря привело к тому, что пламя этого спора вспыхнуло снова. В середине марта 44 г. до н. э. перед входом в здание Сената, выстроенного когда-то Помпеем, один из сенаторов совершенно неожиданно задержал Марка Антония, заведя с ним долгий разговор. Этот сильный, внушительного вида мужчина даже не догадывался о том, что его умышленно удерживают на улице. В самом С е -нате тем временем группа сенаторов притворилась, будто собирается выступить с петицией против Цезаря. Они словно ненароком подошли к нему, так что он оказался в их окружении. Вдруг один из сенаторов приподнял край одежды, и в его руке блеснул кинжал, который вонзился в диктатора. Другие тоже стали лихорадочно вынимать спрятанное в складках оружие. Их клинки двадцать три раза пронзили тело врага. Брут, бывший близким другом семьи Цезаря, но сражавшийся на стороне Помпея у Фарсала, нанес один из этих ударов. После этого он покинул здание Сената в компании некоторых других заговорщиков. Держа окровавленные ножи в руках, они направились к Капитолию и обратились к народу с возгласом: «Свобода восстановлена!»
Безжизненное, окровавленное тело Цезаря осталось лежать в здании Сената — в том самом здании, которое было построено на средства его врага в дар Риму. Более того, он упал прямо к ногам статуи Помпея. Можно, конечно, увидеть в этом убийстве Цезаря своего рода месть Помпея, но более важно другое: не только Цезарь — республика также была мертва. Хотя об этом не догадывались Брут и другие сенаторы-патриции, мечтавшие покончить с «тиранией» и вернуть старую, во многом идеализированную республику, Цезарь смотрел дальше них. Всенародное участие в выборах, законодательная роль римских народных собраний не годились более для успешного управления обширной Римской державой. С этой задачей мог справиться только единоличный правитель — император.
Мирным путем привести и аристократическую элиту, и народ Рима к пониманию этого, заставить их принять как свершившийся факт то обстоятельство, что для всех них свобода закончилась, было почти непосильной задачей, требовавшей ясного политического видения и ледяного, безжалостного бесстрастия. По счастливой случайности решение этой задачи легло в руки такого человека, как Август. Он был настоящим гением политики, равного которому не найти во всей истории Древнего Рима. Впрочем, несравненной была и его способность пойти на все, включая самую страшную жестокость, во имя укрепления собственной власти.
Август
В 17 г. до н. э. с 31 мая по 3 июня Рим стал свидетелем грандиозного представления — Вековых игр. Ничего подобного этому празднику римляне не видали ни до, ни после него. Шумиха началась за несколько недель до игр. Глашатаи в старинной традиционной одежде ходили по улицам Рима, возвещая, насколько масштабными будут грядущие события: после трех дней театрализованных жертвоприношений в святилищах и культовых сооружениях по всему городу власти обещали семь дней развлечений, включая состязания на колесницах, театральные представления на латыни и греческом языках, потрясающие выступления всадников-акробатов, охоту на диких зверей и потешные бои. Был сочинен специальный гимн, который в последний день торжеств должны были спеть два хора, состоявшие из двадцати семи мальчиков в одном и двадцати семи девочек в другом, одетых в белое. Люди с нетерпением ждали игр, предвкушая атмосферу праздника и всеобщую эйфорию. Рим, говорили они, наслаждается миром и процветанием — новым золотым веком. Но внимательный наблюдатель заметил бы в подготовке к играм более серьезную подоплеку.
Накануне первого дня торжеств жрецы поднялись на Авентин, один из семи холмов Рима, и приняли от горожан первые плоды урожая нового года. Эти дары они собирались раздать тысячам римлян во время праздника. Но еда была не единственным предметом подаяния. В «подарочный набор» входили также сера, смола и факелы. Каждому римлянину следовало с их помощью совершить очистительный ритуал до начала общих торжеств. Эта продуманная до мелочей предпраздничная кампания оправдала себя сполна. Но за популистскими ходами крылся важный политический замысел. Подлинной целью торжеств, которым предшествовали описанные выше действия, было широкомасштабное, структурное обновление, возрождение и очищение всего римского государства.