Я присутствовал при этом, то есть слышал их разговор, беседуя в тот момент с соседом Уипплов. Когда я услышал, как Уиппл неохотно согласился, у меня возникло чувство страха, предчувствие чего-то ужасного. Со всем возможным тактом я попытался отговорить миссис Уиппл от поездки. Все было бесполезно. Она достаточно вежливо выслушала меня, так как была хорошо воспитана, но осталась непоколебима, а что еще я мог сделать? Правда, я мог бы схватить фалинь и не позволить Уипплу сесть в лодку, поскольку у меня было «предчувствие». Но это потребовало бы объяснений, которые я вряд ли смог бы дать. Так что я лишь сказал, что в данных обстоятельствах не стал бы этого делать. Это совершенно не помогло.
Я знал людей, которые смеялись над «предчувствием». Такие утверждают, что в «предчувствии» нет ничего особенного, что это ощущение вызвано каким-то пустяковым и целиком физиологическим нервным расстройством. Некоторые приписывают это чрезмерной стимуляции нервов алкоголем или табаком. Что ж, возможно, это связано с какой-либо одной или всеми этими причинами, но в моем случае оно всегда работает, и у меня было много возможностей это проверить. Доказательство, разумеется, полностью одностороннее: ибо, если я чувствую, что позже пожалею, сделав нечто, и подчиняюсь этому «предчувствию», я никогда не знаю, какое наказание в действительности последовало бы, поступи я иначе. Все это напоминает пастеровское лечение при подозрении на заражение бешенством. Если лечение проводится до того, как у человека разовьется бешенство, никогда нельзя быть уверенным, что в нем была какая-либо необходимость. Известно лишь, что в случае заражения и без лечения человек умирает, причем самым ужасным образом. Так и с «предчувствием». Возможно, все это чушь собачья, как утверждают хладнокровные, прозаичные люди, но действовать согласно «предчувствию» не так уж и сложно, и я, как правило, ему следую.
Я стоял на берегу, наблюдая, как очертания лодки становились все более и более размытыми по мере того, как она приближалась к середине озера. Была вторая ночь новолуния. Беззвездное небо походило на черный бархат. Все вокруг казалось мне зловеще тихим. И вдруг над черной полосой воды эхом разнесся ужасный вопль женщины, находящейся в смертельной опасности. Помню, я даже не удивился — так уверен я был в неминуемой угрозе. Тем не менее, душу мою до основания пронзил ужас, и когда мгновение спустя до меня донесся более хриплый мужской крик, я понял, что трагедия завершилась. И Уипплу, и его жене уже ничем нельзя было помочь.
Вероятно, я был очень близок к истерике. Когда Уилсон, стуча зубами, схватил меня за руку, я с проклятием оттолкнул его и побежал к лодке. Другие мужчины последовали за мной.
Как правило, меня не сильно беспокоят «нервы». Это не связано с какой-то необычной храбростью, потому что я не раз испытывал страх. Мне определенно было страшно в ту ночь, когда мы плыли через озеро к тому месту, откуда донеслись ужасные крики. В грязи и зловонии «ничейной земли», в черноте дождливой ночи, зная, что смерть будет моей участью, если я хоть звуком выдам свое присутствие, мои нервы были спокойны, хотя в моем сердце был страх. Я знал, каким образом могу умереть, и это знание помогло. Но ужасная тайна, стоявшая за необходимостью выйти на озеро, потрясла меня, и, если бы кто-нибудь внезапно прикоснулся ко мне, я уверен, что закричал бы.
В сотне ярдов от дальнего берега мы наткнулись на лодку и подплыли к ней вплотную. Там было пусто. Внезапно мой взгляд привлекло что-то белое на дне лодки, недалеко от кормы. Я подтянул пустую лодку ближе и потянулся к предмету. Это был кусочек муслина, оторванный от женского платья. Я вспомнил, что миссис Уиппл была в этот вечер в белом платье, и меня затошнило.
Когда я снял руку с борта лодки, готовясь начать заведомо безрезультатные поиски, я почувствовал, что рука моя оказалась измазана чем-то липким. Это показалось мне странным, поскольку лодку в последнее время не красили. Я уже собирался окунуть руку в озеро и вымыть ее, как вдруг меня осенило. Я зажег спичку — было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо отчетливо, — и посмотрел, что испачкало мою руку.
Это была кровь.
Уилсон наблюдал за мной. Когда я поспешно, с невольной дрожью погрузил руку в озеро, он спросил тоном человека, который боится услышать ответ:
— Это была…
Он не договорил. Я кивнул и почувствовал, как лодка затряслась, когда его охватил спазм дрожи.
Мы знали, но продолжали поиски — мы и другие, догнавшие нас. Я не ведал, что именно привело к смерти трех человек, но был уверен, что в нашем озере обитало нечто зловещее и ужасное — и я испугался.
Прочесывая озеро, мы не нашли тел — и я знал, что от них ничего не осталось.
На этом нашему предприятию пришел конец. Через неделю все коттеджи опустели. И неудивительно: женщины не только были доведены до предела страшными событиями, но и не могли спать по ночам из-за кошмарных снов и адского звука сирены, свистка или чего там еще, который становился все громче. Это был поистине душераздирающий звук.