Гильгамеш привязывает к щиколоткам ног тяжелые камни и прыгает в воду. Камни утягивают его на дно моря, там «в слабом свете, проникающем сквозь толщу воды, ощупью, ползком и на четвереньках» ищет он траву жизни и когда находит ее, то, «не обращая внимания на кровь, шипы, быстро срывает». Затем берет нож и срезает с ног каменный груз, чтобы снова всплыть на поверхность.
Трава у него. Он мог бы тут же съесть ее, но он прячет ее под одеждой, потому что хочет отнести домой: «чтобы досталось и мужчинам, и женщинам, и малым детям; пусть старость больше не терзает народ огражденного Урука…».
Но Гильгамешу не удается уйти далеко. Бредя по дороге к дому, он решает искупаться в оказавшемся на пути зеркально чистом водоеме; но пока он плещется, фыркает в воде, к одеждам его подползает змея, она чувствует запах травы и утаскивает ее.
Выйдя из воды, Гильгамеш сразу же хватается травы — и не находит ее. Он бледнеет, заливается слезами, разражается сквозь стоны проклятиями. «Для кого же кровью истекало сердце? — спрашивает он. — Себе самому не принес я блага, не принес я блага и людям Урука!»
Так возвращается Гильгамеш на родину, измученный, терзаемый горем, с пустыми руками. Обо всем этом сообщает нам, выражающей сожаление толпе поздних потомков, клинописный эпос, начерченный в свое время на глиняных табличках, выкопанных спустя тысячелетия из-под песка пустыни.
Конечно, можно сказать: а что нам за дело до Гильгамеша? До этой старой сказки? Да. Можно бы так сказать, если бы мы сами уже легко примирились со смертью. Но мы и сегодня, вместе с давно истлевшим Гильгамешем спрашиваем: «А я? И меня ожидает та же участь?» — И каждый вынужден дать себе тот же ответ: — «Да, такова и моя участь».
Реки и города
Народы долговечнее отдельных людей. Но народ Гильгамеша, шумеры, также уже давно вымер: тучи влекомого ветром песка занесли необитаемые руины шумерских городов. Очень долго поздние потомки даже и не подозревали о существовании такого народа. Благодаря раскопкам, проведенным в последнее столетие в Южной Месопотамии, выяснилось, что до ассирийцев и вавилонян в низовьях двух больших рек-близнецов, Тигра и Евфрата, жил народ высокой культуры, который был знаком с гончарным мастерством, с обжиганием черепицы и кирпича, умел строить городские стены и храмы, прокладывать каналы и орошать поля, сажал плодовые сады, умел запрягать в ярмо волов и ослов, строил колесницы и корабли, умел прясть и ткать, ковать из меди и бронзы орудия труда и оружие, создавал шедевры ювелирного искусства, занимался ваянием скульптур, писал стихи, сочинял и исполнял музыку, знал письмо, умел читать, множить, делить, знал меры веса, умел измерять длину и площадь, был знаком с астрономией, умел исчислять время, рвать зубы, варить пиво; и кто знает, что он еще умел. Это был народ Шумера.
У шумеров были школы, которые далеко опередили — как и во многом другом — школы греков, римлян, позднейшую Европу. Эти школы назывались домами табличек, потому что посещавшие их ученики писали на глиняных табличках, читали и учились по ним. Будущих писцов — детей дома табличек — учителя держали, очевидно, довольно строго, так как на одной табличке, написанной по-шумерски, мы читаем такие жалобы: