С тех пор ЭлДжей провела много часов, недоумевая, как же такая женщина, как Ческа, сумела произвести на свет такого разумного, уравновешенного ребенка. Когда много лет назад Ческа улетела в Лос-Анджелес, ей даже не хватило совести позвонить Дэвиду и ЭлДжей, чтобы сказать, что с ней все в порядке. И Дэвид, и без того по горло занятый Гретой, только что вышедшей из комы, уже собирался лететь туда, чтобы привезти ее домой.
Но тут ЭлДжей в Марчмонт пришло письмо, написанное детским почерком Чески.
ЭлДжей читала и перечитывала это письмо, стараясь понять, думает ли она о своей племяннице лучшее – или худшее. И только когда она позвонила Дэвиду и прочла ему это письмо, он подтвердил ее наихудшие опасения.
– Знаешь, ма, мне не хочется этого говорить, но, боюсь, Ческа думает не об Аве, а только о своей карьере. Студия почти наверняка ничего не знает про ее ребенка. У них существует очень жесткий моральный кодекс для актеров и актрис, отраженный в разных пунктах контрактов, которые они должны строго соблюдать. Если Ческа или ее агент только заикнулись бы, что она – незамужняя мать в возрасте шестнадцати лет, она тут же оказалась бы в ближайшем самолете обратно.
– Понятно. Господи, Дэвид. Ну, то есть я хочу сказать, что я нисколько не против смотреть за Авой – она такая чудесная малышка, – но я не то чтобы юная девица и навряд ли смогу заменить ей мать.
На другом конце линии возникла пауза. Наконец Дэвид ответил:
– Знаешь, ма, с учетом всех обстоятельств я правда думаю, что это лучшее, что могло бы случиться с Авой. Ческа – это… Ческа, и, откровенно говоря, если бы Аве пришлось жить с ней в Лос-Анджелесе, мы оба ужасно бы волновались. Главный вопрос – справишься ли ты?