– Ну, я очень надеюсь, что да. А почему ты спрашиваешь?
– О, это потому, что за последние несколько дней мне столько всего примерещилось… Люди, места… – Ее лицо внезапно осветилось улыбкой. – Если ты
И с этими словами Ческа закрыла глаза и мгновенно заснула.
40
Немного погодя Дэвид осторожно переложил голову Чески на диван, оставил ее спать, а сам прошел в кухню. Там он тут же увидел грязные столы и поверхности, заставленные немытой посудой. Вынув из кармана бутылочку с таблетками, он высыпал их в слив раковины и смыл водой. У него не было сомнений в том, что собиралась сделать Ческа, и он благодарил судьбу, что решил заехать к ней, когда проезжал мимо ее дома по пути в гости к своему старому другу, живущему выше на холме.
В последние несколько лет он время от времени работал в Голливуде и иногда заезжал к Ческе, полагая, что важно сохранять с ней какой-то контакт, даже несмотря на то, как она бросила Аву. Как правило, в доме всегда болтался какой-нибудь мужчина, так что во время этих визитов ему не всегда удавалось побыть с ней наедине хотя бы несколько минут. Он был уверен, что это делалось нарочно; в Голливуде никто не знал, что у Чески есть ребенок, и последнее, чего хотелось Ческе, – чтобы он заговорил про Аву. И она знала, что в присутствии посторонних он этого не сделает.
Он, как полагалось, сразу же написал ей, что ее мать вышла из комы вскоре после того, как Ческа покинула Англию, и все эти годы пытался держать ее в курсе состояния Греты. Но всякий раз при встрече Ческа не казалась особо заинтересованной в разговорах о Грете. Когда бы Дэвид ни поднимал эту тему, это всегда был односторонний разговор, в котором ему удавалось произносить лишь какие-то банальности вроде: «Твоя мама шлет тебе свою любовь». Но даже это было неправдой, поскольку Грета даже не помнила, кто такая Ческа.
И после этих визитов он всегда уходил из дома Чески очень подавленным, поскольку было очевидно – английское прошлое Чески больше для нее не существовало. Так же, как и для Греты. Это огорчало и сердило его, но его мать всегда говорила: «Не буди спящую собаку», и он, в общем, старался так и делать.
Дэвид вымыл себе чашку и заварил чая, прокручивая в голове всю ситуацию. Он не мог даже представить, что же привело Ческу на грань суицида. Ему казалось, что у нее все было прекрасно.
Сам он был в Голливуде уже месяц, снимаясь в роли себя самого в большом фильме. Съемки закончились накануне, и он собирался возвращаться в Англию. По крайней мере, на какое-то время. После празднования восемьдесят пятого дня рождения своей матери он собирался взять давно положенный ему «свободный год», как это называют подростки. Ему был шестьдесят один год, и его карьера – и в Англии, и тут, в Америке, – достигла той точки, когда он мог устраивать себе отпуск и возвращаться из него, когда пожелает. Он заслужил этот годовой отпуск и понимал, что если не сделает это сейчас, то в будущем может оказаться слишком слабым, чтобы пойти на такое.
И он наконец больше не был одинок.
Он улыбнулся при мысли о ней: маленькой изящной фигуре, темных волосах, поднятых в высокий пучок, карих глазах, светящихся умом и теплотой. Она понравилась ему в ту же минуту, как он ее увидел. Это было на обеде, который давал его старинный друг по Оксфорду. Поскольку он был одиноким мужчиной, на таких мероприятиях его обычно сажали рядом с какой-либо одинокой дамой, большинство из которых не производили на него впечатления. Но Виктория, или Тор, как она предпочитала называть себя, была иной. Сперва он подумал, что ей слегка за сорок – хотя позже узнал, что ей было больше пятидесяти, – и она рассказала ему, что после того, как десять лет назад умер ее муж, она никогда не думала о новом замужестве. Она была профессором Оксфорда, специализировалась на истории Древнего Китая, а ее муж преподавал классическую литературу. Всю свою жизнь Тор провела в закрытом мире академии.
По дороге домой Дэвид думал, что такая культурная и образованная женщина конечно же совсем не будет заинтересована в человеке такой несерьезной профессии, как у него. Да, конечно, формально он тоже получил блестящее образование, но с тех пор вел совершенно иной образ жизни.
Однако через неделю после этой встречи он получил от нее записку, в которой она приглашала его в Оксфорд на концерт классической музыки, интерес к которому он выразил в разговоре. Он снял себе номер в местном отеле, недоумевая, как впишется в компанию друзей-интеллектуалов Тор. И провел совершенно чудесный вечер.
В тот же вечер, за поздним ужином, Тор укорила его за его стеснительность.
– Дэвид, вы умеете смешить людей. Это великий дар, гораздо больший, чем умение написать диссертацию про Конфуция. Уметь заставить человека рассмеяться и стать счастливым даже на несколько секунд – это чудесный талант. Ну и, кроме того, вы тоже учились тут, в Оксфорде. И сегодня вечером вы совершенно чудесно держались с моими друзьями.