Древо человеческое

Она встряхнула белесыми прямыми волосами.

– Да ты и не умеешь, – сказал мальчик. – Ты хлипкая. Одно слово, девчонка.

– А вот и нет! – воскликнула она, кривя тонкие губки.

– А кто же ты? – спросил он. – Может, телка?

– Если я телка, так ты бычок, – закричала она. – Телочек держат, а бычков режут.

– И вовсе не всех, – сказал мальчик. – Лучших не режут.

– Ладно, беги, влезай, – сказала мать.

Она медленно прошла немного дальше и присела на поваленный ствол у края рощицы из акаций, прислонившись спиной к черной коре акации и перебирая жухлые стебельки травы, а ее маленькая дочка заглянула в кроличью нору, нарвала пучок цветов и швырнула на землю, подняла интересный камешек, потом раскапризничалась и запросилась домой.

– На что нам сдалось это противное место? – спросила она.

Эми Паркер сама не знала, разве что здесь ей было спокойнее, здесь она могла дать волю воображению с меньшим чувством виновности, чем в своем прочном доме.

– Пойдем же, – канючила Тельма.

– Подожди немного, – сказала мать.

Она только что начала обдумывать, сумеет ли она устоять перед ухаживаниями этого лорда, если это он подъехал, а на ней платье цвета малины, какого у нее отроду не бывало. Она не подобрала еще слов, которые ему скажет, но чувствовала, угадывала их. А лорд, в блестящих сапогах, сошел на траву и улыбнулся ей толстыми губами, которые обдали ее дыханием, когда она поднималась по ступенькам в лавку. Может, у нее будут не только брильянты, но и дети от этого лорда, внешность которого постоянно и неотвратимо превращалась во внешность молодого Армстронга. Содрогаясь, она узнавала даже черные волоски на его запястьях. Но глаза светились нежностью и добротой, не имеющими ничего общего с чувственностью тела, и это уже было от ее мужа.

Она даже села попрямее, не отрываясь от твердого ствола.

– Что ж мы не уходим? – ныла Тельма. Девочка подошла и стала рядом. Это было их дитя.

– Да. Пошли, – сказала Эми Паркер. – А где Рэй? Крикни ему, что пора.

Потому что там был дом, и разросшиеся вокруг него деревья, и понастроенные сараи, и дорожки, протоптанные их ногами, и все это говорило о реальности, о постоянстве. А в самой сердцевине этой реальности – ее муж, который даже глаз не подымет, когда она пойдет по одной из дорожек, лучами расходящихся от их дома, потому что знает, что она все равно придет. Она ведь его жена. А если и взглянет, она никогда не могла бы сказать, что он видит. Он не пускал ее дальше глаз, даже в минуты величайшей его доброты и близости, даже когда она держала его в объятиях и тело мужа впечатывалось в ее плоть.

– Рэй! – кипятилась Тельма, бегая между деревьями. – Мы у-хо-дим! Рэй! Да где же ты?

А он уже был высоко, в схватке с ветвями. Каждая ссадина на теле только раззадоривала его. Он презрительно взглянул на старое гнездо – он разорил бы его, будь в нем что-нибудь, но гнездо было пусто, и он вырвал его из развилины и сбросил на землю. Мальчик карабкался вверх по стволу и вокруг, он подлезал под ветки и перелезал через них. Он равнодушно взглянул на лоснистую молодую сороку – он убил бы ее, если б было чем. Наконец, вспотев даже под коленками, он добрался до верхушки и, раскачиваясь вместе с нею, окунулся в листву, окутанный холодным ветром, от которого горели щеки. Мальчик в восторженном азарте был красив. Открытый пространству, он казался трогательным. Он мечтательно глядел сверху на лиственные волны, и ему было хорошо.

– Рэй! – крикнула Тельма. – Она нашла заплесневелое гнездо с отвратительными старыми перьями, закинула голову и увидела Рэя наверху. – Я маме скажу! Разве можно залезать так высоко? Слезай! Мы уходим.

Но Рэй по-прежнему смотрел вдаль, не то слыша ее голос, не то нет. Дом, в котором он жил, казался игрушечным и потому более сносным. Дороги издали были не так противны, как пыль и камни под ногами. Тут и там лениво шла медленная, занятая лишь собой жизнь, коровы у ручья, а на тропе, что тянулась вдоль него по паркеровской земле, – темный всадник.

– Мы тебя ждем! – крикнула Тельма сквозь порывисто налетевший ветер.

– Ладно, – пробормотал он. – Я сейчас.

И только потому, что он уже насмотрелся.

– Что ты видел, Рэй? – чтобы не молчать, спросила женщина, когда они подошли.

– Все, – ответил мальчик.

Он достиг, чего хотел, и теперь голос его стал скучным.

– Дом, и поля, и коров, – добавил он. – А по тропке кто-то едет верхом.

– Интересно, – сказала мать, – кто же это? Может, мистер Пибоди?

И слова ее были жухлые, как желтая трава.

– Нет, – сказал мальчик. – Какая-то женщина.

– А, – произнесла мать. – Тебе не показалось?

– Нет. Точно знаю. Видно было, что в юбке.

И тогда Эми Паркер поняла, что немедленно свернет по рощице немного в сторону, туда, где вдоль их участка шла тропа. Она повела детей быстрее. Даже не представляя, что она может сказать или сделать, кроме как стоять у изгороди в своем жалком тряпье и смотреть, как движется темная всадница. Потому что иначе быть не могло. Теперь она знала, что пришла сюда из-за Мэдлин.

– Может, это та самая, что мы видели?

– Смотри-ка под ноги, доченька, – сказала мать.