Единственным источником освещения в этом лабиринте булыжных улиц служили таверны и жилые помещения. Сквозь промасленный пергамент окон проникали лучи ламп и свечей, окрашивая сумрачный город янтарными оттенками. Я разыскивал постоялый двор для моряков, о котором говорил брат Тристелунн. В воздухе витали запахи озона и рыбы. Я с удовольствием отведал бы свежих осьминогов. В Мелнибонэ их употребляли в пищу с великим почтением. Эти создания превосходят интеллектом многих смертных и, разумеется, обладают более тонким вкусом.
Мелнибонэйские обычаи несовместимы с воззрениями, которые я приобрел под влиянием своих спутников из числа людей. Киморил, когда она еще была жива, даже не догадывалась, насколько мне претит каннибализм. Сама она не задумываясь принимала участие в ритуальных застольях. Я же не видел ни малейшего наслаждения в искусстве пытки, которое культивировалось мелнибонэйцами на протяжении тысячелетий. Для них смерть, как, впрочем, и убийство — строго определенная, формальная процедура.
Еще совсем молодым я начал сомневаться в целесообразности такого подхода. Жестокость вряд ли назовешь ремеслом, а уж тем более — искусством. Моя тревога за судьбу Мелнибонэ имела под собой практические основания. Я жил и путешествовал по Молодым королевствам и понимал, что они очень скоро превзойдут нас. Не потому ли я примкнул к врагам? Но я сразу выбросил эту мысль из головы.
Сейчас у меня не было времени терзаться ощущением вины.
Я отыскал покосившееся дощатое строение с соломенной крышей и вывеской, освещенной тусклой коптилкой, в которой горел рыбий жир.
На вывеске древним кириллическими буквами было выведено "Одиссей"- то ли имя хозяина, то ли мифического героя, которым он надеялся привлечь посетителей. С времен Золотого века таверна заметно обветшала.
Я не испытывал доверия к далматинцам, поэтому спешился и ввел коня в помещение. Здесь воняло прокисшим вином и тухлым сыром. Солому на полу не меняли уже несколько месяцев. В углу валялась дохлая собака. Ее запах притягивал мух и забивал все остальные ароматы. Большинство посетителей сидели на скамьях и играли в триктрак. Мое внимание привлекли двое в дальнем от собаки углу. Они негромко переговаривались. Их грязные светлые волосы, типичные для датских пиратов, были заплетены в две косы, на которые попадало столько же мясной подливки, сколько в рот их обладателей. Однако они, по всей видимости, пребывали в добром расположении духа и достаточно бегло говорили по-гречески, чтобы их можно было понять. Они явно были здесь желанными гостями — дочь хозяина остановилась подле них и сказала что-то шутливое; все трое весело смеялись, пока не разглядели меня более отчетливо.
— Славная лошадка, — сказал тот, что был повыше. Его глаза чуть сузились, хотя он и пытался совладать со своим лицом. Эта реакция была мне знакома. Он увидел перед собой Сереброкожего и теперь гадал, не доведется ли ему на своей шкуре почувствовать, что такое проказа. Либо лишиться своей бессмертной души.
— Мне нужен мальчик для ухода за конем, — сказал я. — Возможно, я продам его.
Я выставил на всеобщее обозрение серебряную монетку. Меня со всех сторон окружили оборванцы, я выбрал одного из них и пообещал отдать ему деньги, если он накормит Соломона и присмотрит за ним. Еще я добавил, что если он найдет покупателя, ему обеспечены комиссионные.
Потом я окинул взглядом растерянные лица викингов и сказал, что ищу человека по имени Гуннар Злосчастный. Язвительный намек не ускользнул от их внимания.
— Его зовут Ярл Гуннар Валди, и он любит, чтобы с ним обращались учтиво, — заявил младший, хотя ему было явно не по себе. Я мысленно окрестил этих двоих Лейфом-маленьким и Лейфом-большим.
Мальчишка повел Соломона в конюшню, а я повернулся к одной из служанок и потребовал мех их лучшего желтого вина. Я сказал викингам, что тоже люблю любезные манеры и сочту себя оскорбленным, если они не присоединятся ко мне. Посетители, сидевшие за доской для триктрака, услышали нашу скандинавскую речь и мельком посмотрели на меня без особого интереса, сочтя меня чужеземцем. Это были венецианские рыбаки, которые поселились здесь недавно и еще не слышали о Пьеле Д'Аргенте и его мече, который в Венеции называли "Иль Корво Нуар" по имени его легендарного создателя, который на самом деле лишь приладил к готовому клинку замысловатую рукоять. Ходили слухи, что душа Корво стала первой добычей меча.
Смахнув пыль с накидки крестоносца, которую все еще носил, я уселся рядом с двум Лейфами, смотревшими на меня настороженными глазами.
Их руки были столь же ухоженными, насколько были сальными их волосы. Я подумал, что, поскольку они едят в основном при помощи пальцев, то их следует содержать в чистоте. Впрочем, для мелнибонэйцев очень многие людские привычки остаются загадкой. Например, мы не нуждаемся в бритве и отхожих местах, а посему мало кто из нас знает, что такое борода и унитаз.