Древо света

— Почему вы спрашиваете об этом, доктор?

— Вижу, что к чему. Отчего же не поинтересоваться. Так продают?

— Не знаю… ничего я не знаю, — бормочет Статкус, словно у него действительно не все дома. Ни с Лауринасом, ни с Петронеле на эту тему не заговаривал. Да и пропади он пропадом, такой разговор! Небо разверзлось бы, снег среди лета пошел! Статкус даже видит, как иней покрывает веточки, лед обволакивает стволы. Значит, неправда, что не думал об этом?

— Дети у них есть?

Статкус медлит с ответом. И неудивительно: многие, когда их об этом спрашивают, теряют дар речи. Тем более не выходит на чужих детей жаловаться.

— Хотите купить? — не сдержавшись, спрашивает впрямую. — Так и говорите.

Несколько мгновений злорадствует, будто вора поймал.

— Не я, — врач спокойно перекладывает полотенцес руки на руку. — Друзья у меня в Вильнюсе. Околачиваешься, мол, в глубинке, подобрал бы что-нибудь подходящее.

— По-вашему, эта… подходит?

— Подходит ли? Да здесь райский уголок!

Статкус стягивает полотенце с его локтя.

— Простите, не оскорбил ли я ваши эстетические чувства?

Нынешних деловых людей так легко за руку не схватишь.

Да и глупо злиться, когда зависишь от расположения врача.

— Подскочите завтра, доктор?

— Может, не я, коллега мой.

— Старая-то с трудом к новым людям привыкает, — почти умоляет Статкус.

— Откровенно говоря, следовало бы госпитализировать. Но пока подождем.

Усадьба привыкла к «скорой», как к домашнему животному, больше чем к Вельсу-Вальсу-Саргису. Ныряя под ветки, фургон каждый раз торит новую колею. Раньше Лауринас не удержался бы, отругал, сейчас не обращает внимания. Пришибленный несчастьем, он и не подозревает, что тень этого несчастья тесно сплетена с тенью другого, куда более страшного. Над его криво задранным плечом, которое Петронеле именует горбом, над бедной его головой словно особый знак. Каждый узревший этот знак может подойти и осведомиться: продается усадьба? Ножом в сердце бы ударил такой вопрос. Статкус даже слышит лязг стали. Может, выдумал я все это? Может, мерещится, как недавно в городе тот знакомый незнакомец?

Скользят по двору тени. Ревет, призывая человека, Чернуха. Не может дотянуться до воды. Махнув рукой на яблоки, Саргиса и кур, трусит на ее зов Лауринас. Статкусу поручено опекать пассажира, прибывшего на «скорой».

— Очень приятно. — По лицу Статкуса этого не заметишь.

— Этот вам больше понравится, — рекомендует врач своего приятеля. — Его интересуют молекулы, а не люди и деревья.

— Антанас. Биохимик, — представляется бодрый басок. Кудрявая, прядями поседевшая бородка не старит. Лицо молодое. Как и голубые круглые, словно из дутого стекла, глаза. Нараспашку зеленоватый потертый вельветовый пиджачок.

— Нравится? — кисло справляется Статкус. Приехавший глубоко вздыхает, задирая бороду, пробует яблоки с разных деревьев. Сыт и комментариями по поводу «ананасных», «ранетов», «пепинов» и «графштейнов».

Молниеносно действуют современные деловые люди! Петронеле едва не померла во время первого осмотра, а врач, еще выстукивая ее, думал уже, как бы поскорее вызвать покупателя: кто же этот охотник за амебами, ежели не потенциальный покупатель?

— Что, говорю, не нравится? — пристает Статкус. Этот не врач, который смотрит за здоровьем Петронеле. Его и к чертям можно послать.

— Оскомину набил. Разрешите попить?

Приходится провожать к колодцу.

— Ну, хороша! — охлаждает он губы, как после горячего. — Замечательная вода, замечательная усадьба.

— Поправилось, значит. Рад.

— «Понравилось» — не то слово. Райский уголок! — повторяет он слова доктора. — Разумеется, кое-что тут бы перестроить…

— Что же, к примеру?

— Взгляните на избу. Венцы подгнили. Развалюха. Не сомневаюсь, внутри плесенью пахнет. А зимой наверняка вода в ведрах замерзает. А?

— Не бывал я… зимой, — словно под наркозом, отвечает Статкус. Тебя режут, а тебе не страшно, хотя чьи-то пальцы копаются именно в том месте, где раньше болело. Попытался представить себе здешнюю зиму. Сугробы, деревья в снегу, на сверкающей снежной корке следы зайцев. Очень красиво и одновременно горько, точно навсегда уже распрощался с усадьбой и с ее обитателями.

— Капитально отремонтировав дом, установив там все современные удобства, отопление, гараж пристроив, возьмемся за сад. — Биохимик Антанас излагает свои планы последовательно и четко, будто заглядывает в архитектурный чертеж.

— Капитально? — едва слышит Статкус чей-то голос. Скорее всего свой собственный.

— А пожалуй, вы правы, — энергично перечеркивает свой чертеж гость из Вильнюса. — Начинать надо не с этого. Самое разумное — пригласить какого-нибудь Йонаса или Пятраса, чтобы он за четвертную, разогнав свой «Кировец», шарахнул с угла. И тогда уже строишь что тебе угодно.

— Строишь?

— На вашем месте я поступил бы только так! А потом взялся бы за реконструкцию сада. Ну какая польза от этого множества сортов? Винегрет какой-то. А зимних мало. И наконец, зачем эта липовая роща? Она же глушит все.

— На моем месте?