Древо жизни

Лейба Махер был именно из таких. Во многих делах он оказал мне значительные услуги, вот только враль был несусветный, что часто снижало ценность его донесений. Впрочем, я любил читать их на досуге, любая заурядная слежка превращалась под его пером в увлекательную погоню, часто с перестрелками в каком-нибудь темном и пустынном месте. «Тебе бы романы писать!» – говорил я ему иногда. Лейба в ответ многозначительно закатывал глаза.

Дело, которое я ему поручил, было как раз по его части. Необходимо было разузнать среди петербургских ювелиров, которые почему-то почти сплошь его соплеменники, о нательном кресте и о перстне князя. Он с благодарностью принял от меня стаканчик очищенной и удалился.

А уж вслед за Лейбой повалил наш брат-русак, неумело пытающийся замаскировать почтительными поклонами радость от моего (и их!) возвращения. Я, честно говоря, и не ожидал, что Алексееву за немногие часы удастся стольких разыскать в огромном городе. Так как каждый получал вместе с заданием посошок для резвости ног, то вскоре мне пришлось заказать второй полуштоф очищенной. Заданий было два. Большей части агентов я приказал потолкаться по кабакам, трактирам, харчевням и распивочным, самим поговорить с хозяевами, половыми да посетителями, а больше послушать разговоры, не обломился ли кому прошлой ночью невиданный хабар. Меньшая часть должна была обойти всех известных (нам известных, то есть всех) скупщиков краденого и выяснить, не приносили ли им во вторник серебряные чарки, подносы, украшения старинной работы, сопровождая вопросы уверениями, что настоящий владелец заплатит за похищенное стоящую цену, а Путилин-де за их чистосердечие не будет иметь к ним никаких претензий. Лишь Алексеев получил особое задание.

Итак, все сети были раскинуты, мне оставалось только ждать.

Глава 9 «Он хуже Бен-Ладена!»

Москва, 5 мая 2005 года

8 часов утра

Северин наскоро принял душ, вылез из ванной, чтобы побриться, и замер перед зеркалом. Его вдруг обуял интерес к собственной персоне, точнее, к ее внешнему виду, что не случалось, наверно, со школьных лет. «С чего бы это?» – попытался усмехнуться он. Попытка вышла неудачной. Он знал с чего.

Зеркало над низкой раковиной было большим, так что Северин мог рассмотреть себя всего, за исключением малозначащих – не женщина, чай – деталей: коленей, голеней, ступней. Снизу и двинулся. Мужское достоинство было … достойным и – тьфу-тьфу-тьфу – ни разу не подводило. Предательское «пока» было задушено в зародыше. Северин поиграл мышцами живота, мышцы были, живота не было. Он согнул руки в локтях и поднял их на высоту плеч. Нарисовался треугольник. Если скинуть сантиметров пятнадцать с его метра девяносто, треугольник вышел бы равносторонним, но это, пожалуй, слишком. Густые волосы на груди образовывали еще один треугольник, тоже почти равносторонний. Шея для таких плеч казалась тонковатой, из-за этого возникали вечные проблемы с воротниками рубашек. Потому, наверно, Северин их почти и не носил, отдавая предпочтение водолазкам. Да, тонковата и длинновата, но это Северин не стал заносить в пассив, тут кому что нравится.

Вот и до головы добрался. Тут тоже треугольник просматривался. Лоб широкий, бугристый, особенно явно над бровями, а так ровный, без морщин, вот только какая-то вертикальная складка посередке намечается. Северин нахмурил брови, складка углубилась, улыбнулся, складка расправилась и стала почти незаметной. «Надо чаще улыбаться», – сделал зарубку в памяти Северин. Но тут же и стер улыбку – она нарушала почти идеальную прямую линию скул, сходящихся к подбородку, тяжеловатому и заметно раздвоенному. Впрочем, чего уж там, сломанный при давнем задержании нос все равно искривлял другую линию, от складки на лбу к впадине на подбородке, этого не исправить.

Для полноты картины Северин взял расческу и расчесал волосы, на пробор и в то же время назад. Влажные волосы казались темнее обычного. «Да я никак брюнет», – сделал открытие Северин. Даже влажные, волосы не хотели лежать ровно, бежали волнами, загибаясь вверх на концах. «Надо подстричься», – напомнил себе Северин, хотя и знал, что это не поможет, все одно толстые и густые волосы будут непременно топорщиться. И седеть. Вот уже и начали, на висках. А это что за серый налет на щеках? Вот черт, щетина-то седая! Сбривать немедленно! Эдак скоро придется по два раза в день бриться, растет, зараза, с каждым годом все быстрее и быстрее!

Он выдавил пену для бриться, густо намазал щеки, подбородок, шею. Лицо сразу преобразилось. «Прямо дед!» – подумал Северин. Но на деда он пока не тянул, глаза выдавали. Молодые, ясные, серые. Подруги уверяли, что голубые, но он же не дальтоник, точно серые. Или они меняются, когда с женщинами? Так размышляя, он привычными движениями снимал жилетовским станком пену, открывая молодеющий лик. «Экий волчара», – удовлетворенный увиденным усмехнулся Северин. Усмехнулся – и порезался.