«Древоходец». Деревенский колдун. Книга первая

К убийству врачом безнадёжных пациентов, колдун относился с пониманием. Если человек закончил все свои дела на этом свете, и просто мучится в ожидании неизбежного – почему бы и не помочь? Он это считал проявлением врачебного гуманизма и ответственности. Ты врач, ты взялся его лечить и помогать, а когда понял: вылечить невозможно, пациент обречён – то сделай так, чтобы человек, легко и безболезненно ушёл из жизни. Поставь заключительный аккорд в своей работе, если не можешь спасти. К такому пониманию врачебного долга: не в состоянии спасти – помоги уйти, он пришёл не сам. Его так учили и воспитывали ещё в молодости. Данным – давно, ему давали наставления, не только, как применять свои способности для лечения, но и обучали умению «дарить лёгкую кончину». Он до сих пор помнит немного гнусавый голос наставника: «Пять раз спроси и пять раз получи ответ. Спроси сначала у богов; затем у себя; потом у своего учителя, или своих коллег; ещё спроси у родственников и друзей больного; и, наконец, у самого больного. И если все скажут: «Да» – исполни свой долг. Но если рядом никого нет, а богов ты не услышал, или не смог понять, больной страдает, но не в состоянии говорить – спроси себя. И если ты сам себе ответишь: «Да» – исполни свой долг, но это будет не в пять, а в пятьдесят раз тяжелей». Конечно, здесь и сейчас, он крайне редко сталкивался с врачами, которые «помогали» безнадёжным уйти, ну а в этой больнице – так ни разу. Страх наказания, если уличат, неуверенность в безошибочности поставленного смертельного диагноза – всё это есть. Но главное – равнодушие к пациенту, прикрытое словами: «Не мы давали ему жизнь, и не нам её отбирать». Сам он неоднократно «помогал». За свою перенасыщенную событиями жизнь он отправил на «тот свет» столько молодых и здоровых, что «помощь» в отправке туда же смертельно больных, да ещё с поражением мозга – оценивалась им, как проявление высшего милосердия. Но вот слухи о том, что он помогает уйти «безнадёжным» прикосновением руки – были неправдой. Да, ему приходилось убивать прикосновениями – так тратится меньше сил, но в больнице, из осторожности, он этого не делал никогда. А слухи выросли из-за случаев, когда людям, которые должны были вскоре всё равно умереть, наложив руки, пытался облегчить страдания. Боль он снимал, но иногда такие пациенты, через час, или два – умирали.

Для себя Константин Сергеевич объяснял это тем, что, потеряв необходимость бороться с болью, организм переставал бороться и со смертью.

Свою же «помощь» по уходу из жизни для безнадёжных, он оказывал издали. Просто проходя мимо обречённого больного, на расстоянии четырёх, или даже шести метров, он бросал только один короткий взгляд, и дальше проходил не задерживаясь, таким образом стараясь не вызывать лишних подозрений. В молодости он мог проделывать подобное и с гораздо большей дистанции, ну а сейчас – хотя бы так.

Случай же с Анечкой его возмутил не только тем, что она специально, или по глупости подставляла его – пытаясь с его помощью чуть ли не публично убить больного. В большей степени он был возмущён тем, что этого «крикуна» можно было и спасти. Да, в этой больнице нет МРТ, но вот сегодня, для женщины с параличом Белла, она же нашла возможность показать ему больную. Могла бы точно так же, десять дней назад, пригласить и к «крикуну». Тромб, он наверняка бы увидел. Здесь операцию по извлечению, конечно, не сделаешь, но поставили бы пациента в известность, отправили бы в областную, а там, может быть, и спасли. А теперь – пожалуйста, дядя Костя, приберите за мной, а то «крикун» нам надоел и сильно мешает.

– Вот стерва! Меня совсем бояться перестала – решила, что я всего лишь старый маразматик, запавший на её прелести! Трухлявый пенёк, млеющий от её прижиманий, пускающий слюни и ни на что более неспособный! Не хотел я из неё свою собачку делать – жалел, но, видимо, напрасно. Пора на место её ставить, а то заигралась так, что совсем «берега потеряла». Придя в своих размышлениях к такому выводу, Константин Сергеевич решил сразу, не откладывая, переходить к действиям по «ломке» и воспитанию Анечки.

– Анна Михайловна, – обратился он к ней, – не могли бы уделить несколько минут для приватного разговора в вашем кабинете.

– Константин Сергеевич, но вы же опаздываете, у вас приём!

– Ничего страшного, – всё равно опоздал, а лишние пять минут, ничего не решат.

Анечка, сделав несколько распоряжений медсестрам по «крикуну», отвела Константина Сергеевича в свой кабинет.

Они сели по разные стороны стола. Константин Сергеевич, снял очки, и с ласковой улыбкой смотря ей в глаза, начал говорить:

– Анечка, я знаю, что про нас по больнице ходят упорные слухи, и шепотки. Да, да! Гнусные слухи, что мы, якобы, – любовники.

После этих слов, Анечка, в смущении опустила глазки вниз.

– И я считаю, – продолжил Константин Сергеевич, – что мы с вами, как порядочные люди, не имеем право столько времени держать людей в замешательстве.

– Чего, чего? – Анечка в непонимании наморщила лобик. – Я что-то не совсем улавливаю…