Иногда не удавалось довести ребёнка живым до места силы и в этом случае тело оставляли на Волшебной поляне.
Когда у Костуша подобное случилось в первый раз, они вместе с возницей отнесли умершего ребёнка на край поляны и там его оставили.
Через три дня, возвращаясь после очередного прыжка, при пересадке на чумную дорогу, попал к тому же возничему, и он рассказал, что ходил смотреть на оставленное ими тело ребёнка. По его словам, гнилостный запах разложения в этом месте ещё держался, но вместо тела над землёй возвышался лишь покрытый травкой бугорок.
Что же касается гнилостного запаха — он был везде. У многих заражённых детей уже развилась гангрена, и трупным запахом был пропитан и лагерь Древоходцев, и повозки, а теперь и Волшебные поляны.
Когда же ветер дул с чумного острова, где всё время дымились печи, в которых сжигали тела умерших, то смрад накрывал и город Либорг.
Как-то во время обеда в лагере, их накрыло смрадным дымом с острова, и один из молодых Древоходцев поинтересовался: «Почему все тела сжигают, а не свозят к Волшебным полянам?».
Ответил кто-то из опытных, бывалых Древоходцев: «Волшебные поляны — не погост! Если накидать на неё много мёртвых тел — они перестают поглощаться, а дальше, вообще, место силы может надолго закрыться и прекратить свою работу».
Глава 12.
На чумном острове трудилось много каторжан. Отправляли добровольцев, обычно из тех, кто уже когда-то переболел чумой, обещая им свободу по окончанию эпидемии.
Это они следили за печью, подвозили к ней умерших, разбирали пришвартованные чумные баржи на дрова.
Однажды с острова прибыл посыльный и сообщил, что среди каторжан вспыхнул бунт.
На усмирение послали группу Древоходцев, в которой оказался и Костуш.
Переправившись через канал, их отряд направился к чумным баракам.
Когда добрались до места, бунт уже закончился и применять силу не пришлось.
Каторжане ворвались в помещение, где хранился спирт и часть его забрали. Бунтовщики заявили: пусть они воры и убийцы, только тоже люди, и им тяжело день за днём сжигать тела детишек. Каторжане потребовали ежедневно выдавать им спирт, чтобы они не сошли с ума.
Чистый очищенный спирт в княжестве Либоргском стоил дорого.
Каторжане, обыскивали мёртвых, а сжигали они не только тела детей, но и взрослых, скончавшихся в чумных бараках на острове. Найденные украшения меняли на спирт, только вот служащий, с которым они проводили сделки, заразился и сам оказался в чумном бараке, а приставленный новый кладовщик отказался от украшений, снятых с умерших.
Древоходец по имени Торин, — начальник над персоналом чумного острова, вёл с ними переговоры. Торин согласился выдавать им ежедневно, только не спирт, а другой крепкий, дешёвый алкоголь, которого, в связи с перекрытием дорог, много скопилось на складах Либорга.
К появлению команды Древоходцев, шёл уже просто торг о количестве алкоголя на человека и порядке его выдачи.
Неподалёку от Торина, стояла женщина-Древоходц, с которой Костуш уже встречался при первом посещении острова. Костуш подошёл к ней и поздоровался. Женщина посмотрела на него устало-пустым взглядом и спросила, что ему надо?
— У меня в женской школе целителей есть знакомая — мастер Вирута. Вы не знаете где она сейчас? — задал вопрос Костуш.
Женщина совершенно равнодушно ответила, что мастер Вирута «в положении», а на таких сроках беременности женщинам-Древоходцам запрещено совершать перемещения, а значит и нельзя работать с заражёнными.
— Вирута беременна! — не удержавшись, громко воскликнул Костуш.
— А что вас, молодой человек, так это взволновал? — равнодушие покинуло женщину и в её взгляде загорелся неподдельный интерес. — Или вы как-то с этим связаны?
— Нет, нет! Я просто…. Я ничего такого…
Костуш постарался быстро отойти в сторону.
Женщина подошла к Линшицу, главе княжеских Древоходцев, и что-то у него спросила. Прежде чем ответить, Линшиц, бросил взгляд на Костуша, — явно темой их беседы был он.
Не сказать, что новость о беременности Вируты так уж его потрясла: что-то подобное Костуш и предполагал, но всё же перспектива стать вскоре отцом, пробила трещину в той эмоциональной броне, которую на себя навесил.
Правда, только несколько дней он размышлял о своём будущем отцовстве, а затем, ежедневная, крайне важная и морально тяжёлая работа по спасению детей, оттеснила эти мысли на второй план.
Если сутки выдавались удачными, то Костуш совершал до трёх прыжков, бывало, что и четыре, при этом он практически не задействовал накопители. Линшиц тоже иногда выполнял три перемещения, только при этом «сжигал» амулеты-накопители на сотни дар.
Ещё несколько Древоходцев делали два прыжка. Для остального большинства — три перемещения за двое суток.
С такой частотой Костуш с Линшицем могли прыгать ещё и благодаря своему привилегированному положению. В силу их способности переносить тяжёлых по весу детей, диспетчер представлял им ближайшие поляны, как для начала прыжка, так и конечную точку.
«Слабосилкам» же приходилось тратить на дорогу туда и обратно почти до полусуток.