Древолюция

— Папочка, я буду каждый день манную кашу есть, ты только больше не стреляй! — попросила дочка. Танюшка не любила манку, часто появлявшуюся у них на столе, и Николай удивился такому странному компромиссу. Конечно, стать вегетарианцами в их положении гораздо выгодней и удобней, но все же такая просьба удивила его. А однажды Надя рассказала, как читала дочке книжку про Красную Шапочку, и после окончания сказки Танюшка сказала:

— Красная Шапочка плохая и жадная! И охотники плохие!

— Почему? — удивилась мама.

— Она бы дала волку пирожков, он бы и бабушку есть не стал. А охотники злые, они убивают!

— Но волк не хотел пирожков, он хотел съесть людей. Это был злой волк, и охотники правильно его убили!

— Нет, не правильно! Волк на них не нападал! Если бы я там была, он бы не ел людей, он бы меня послушал! — с серьезным видом заявила Танюшка.

Николай с женой посмеялись и забыли об этом. Но случай заставил отнестись к словам девочки совсем по–иному. Это произошло, когда ни Вожакова, ни лесника в городе не было, и Николаю рассказал об этом Влад:

— Я, значит, слышу: крик такой поднялся с площади! Ну, там, где бабы с детьми гуляют. Я ружье схватил — и туда! Бегу, значит, и вижу: не то что‑то на площадке. Не пойму, что. Потом вижу: волк рядом с ними! Его и раньше здесь видели, но он окраинами ходил, а теперь прямо сюда! Тетки орут, как оглашенные, а волк все ближе подходит. Издалека я стрелять не мог: вдруг в кого попаду — у меня ж картечь в стволе! Я ближе бегу, и тут понял: бабы орут, а дети молчат! Можешь себе представить, Коля? Бабы орут — а дети молчат! И спокойно на волка глядят. Мне аж не по себе стало. Ну, я подбежал быстро, смотрю: волчара нехилый, здоровый такой, идет себе спокойно. Прямо к площадке. Блин! Я, значит, ружье поднимаю, до него метров десять было — не промахнулся бы — а твоя Танька как схватит меня и ну кричать: не стреляй, да, не стреляй!

— И что? — спросил Вожаков. — Не попал?

— Да если б только она одна! Все гурьбой на меня полезли! — развел руками Влад. — Я и не стрельнул.

— Ты, что, с детьми не мог справиться? — зло сказал Николай. — А если б он схватил кого‑нибудь? Как бы ты потом стрелял?

— Да не трогал он никого! Подошел и встал. И смотрит. Чудеса, блин! А твоя Танька к нему подойти хотела. Ну, я ее не пустил, говорю: куда ты, ошалела, что ли?

— Ну, хоть здесь сообразил! Дальше что? — Николай одернул себя, снизив звук на полтона. Не стоит орать, когда все закончилось мирно. Никто не пострадал, так чего гоношиться, подумал он.

— А потом они мне и говорят: это мы его позвали, дай ему покушать. Как, а?! — Влад изумленно размахивал сигаретой, стряхивая пепел в пустую консервную банку на подоконнике.

— Кто сказал?

— Да Танька твоя, и еще один пацан. Я там чуть в сугроб не сел! Потом говорю: раз позвали, так теперь скажите, чтобы в лес уходил, нечего ему тут делать, а то щас пристрелю! А твоя рукой махнула — и он обратно в лес! Прикинь? Блин, чудеса! — Влад покачал головой.

Весь вечер Танюшка простояла в углу. Несмотря на просьбы жены, Николай был непреклонен.

— За что ты ее поставил? — не понимала Надя. — Ну, за что?

— Она знает, за что! — сердился Николай. — Чтобы больше этого не было, поняла! Черт знает что происходит! Сначала с деревьями играет, потом с волками! Дома будешь сидеть!

Напуганная криками отца, Танюшка тихо плакала.

— А если еще раз волк явится — пристрелю! — пообещал Вожаков.

— Не надо–о! — в голос заревела Танька, и Николай смягчился. Что плохого в том, что она зверей жалеет?

— Ладно, не плачь. Не буду стрелять. Пусть только он не приходит.

— Я ему скажу–у, — заикаясь от плача, промолвила дочка. Николай звучно выдохнул:

— Твою мать…

Однажды одна из женщин обварила руку. Боль была страшной, даже мужчины с содроганием смотрели на раздувшееся, покрытое жуткими волдырями предплечье. Женщина громко кричала, имевшееся у дымовцев обезболивающее не помогало. Врач–терапевт, поглядев на руку, покачала головой и, отозвав Вожакова в сторону, сказала:

— Я не знаю, что ей поможет. Наверно, только ампутация. Но я, наверно, не смогу, я же не хирург…

И тогда появилась Инна. Девушка заставила раненую встать с постели и повела к дендроиду. Женщина плакала, упиралась, но Инна была настойчива. Когда туда прибежал Николай, она попросила помочь. Он кивнул, подумав, что согласен отвести ее куда угодно, лишь бы не ампутировать руку. Вместе с любопытными горожанами они подвели пострадавшую к мутанту.

— Обними его, — сказала Инна. — Хорошо обними, как маму. Оно поможет.

Плача от боли, та кое‑как подняла обожженную руку и неловко дотронулась до заиндевевшего ствола. Инна помогла ей, поддерживая руку. Обхватить дерево полностью все равно не вышло бы — мутант был толщиной не меньше метра, но Инну это не смутило. Она встала с противоположной стороны, прижимая ладони раненой к стволу.

— Подожди, оно поможет, — повторила девушка, — постой так.