Древоточец

Хотя если поразмыслить, неизвестно: то ли сын Харабо не простил мне своей беды, то ли слишком разозлился на то, что местные поверили в мою способность создавать подобное несколькими «молитвочками», как называет это моя внучка. Что ж, в данном случае –  не имеет значения. Он затаил на меня злобу, и теперь наконец представилась возможность дать ей волю. Внучка пошла к Харабо, потому что думала: это самые обычные люди, какая ей разница, у кого работать. Она просто хотела накопить немного денег и перебраться в Мадрид. Но в том доме она быстро разобралась, что к чему, и ее мнение сильно изменилось. Я бесилась каждый вечер, когда она возвращалась от Харабо –  меня охватывала ярость, потому что люди в деревне наверняка думали, мол, мы в конце концов не выдержали и приползли на коленях вымаливать себе работу. И тогда внучка начала излагать мне идеи, которые родились у нее в том доме. Конечно, я уже знала многое из того, что она рассказывала, но теперь все это выглядело упорядоченным и логичным. Жаль, упущено время, ведь я могла бы сообщить это дочери и тогда, возможно, ее бы не похитили. Внучка говорит, а может, она все равно исчезла бы, говорит, я не могла этого предотвратить. И все-таки меня не покидает мысль, что если бы я знала это раньше, то мы с дочкой понимали бы друг друга лучше, не кричали бы друг на друга, и в тот день она не ушла бы, хлопнув дверью.

Дочка моя была красавица. Не то что мы, маленькие и верткие, как куницы, у нас и мяса-то, считай, нет. А она была высокая, красивая и грациозная, как косуля. Сморщенный младенец с желтоватой кожей превратился в прекрасную девушку, на которую смотрели все, кому не лень, когда она шла по улице. Радостно было смотреть на нее. По словам Кармен, женщины в очереди в булочной удивлялись, обсуждая, как такая ласковая красавица могла появиться на свет в таком доме, как наш. Эти презренные бабы изощрялись в злословии, а потом как ни в чем не бывало приходили ко мне со своими просьбами.

В любом случае гораздо хуже было не то, что болтали женщины, а то, что говорили мужчины. Кармен не могла передать мне их слова, поскольку такие вещи они обсуждают только между собой. Зато мне докладывали святые. Они сообщали, что́ мужчины намерены сделать с моей дочкой, причем в некоторых из них говорила похоть, а в других –  то, что мужчины часто чувствуют к женщинам, сами они думают, что это похоть, а на самом деле –  чистая ненависть. Мне передавали дословно, во всех подробностях, чтобы я запомнила, что сказал каждый из них. А я копила информацию в голове и хорошенько ее запоминала. Кое-что я рассказала дочери, но она не поверила, решив, что я просто пытаюсь запугать ее, чтобы удерживать в четырех стенах и не выпускать на улицу. Она заявила, что люди смеются надо мной за моей спиной и считают меня сумасшедшей и что ей стыдно быть моей дочерью. Ну я, конечно, это знала, как и то, что она тоже смеется надо мной со своими подружками и рассказывает им, что находит под кроватями четки, а между простынями –  мешочки с волосами. И что я разговариваю сама с собой и верю, что святые являются ко мне каждый раз, когда теряю сознание. В общем, она сильнее всех потешалась надо мной, чтобы убедить подруг в том, что она не такая, как я, совсем не похожа на свою мать и не верит чуши, которую несут старые перечницы.

Обо всем мне докладывали святые, хотя и не было необходимости: дочка сама позаботилась, чтобы знали все, включая меня. Впрочем, было кое-что еще, что я выведала у святых вопреки ее желанию: она похаживала с парнями в амбар, и там они выпивали, курили и слушали музыку из магнитолы сына сеньоры Харабо. К тому времени почти вся молодежь разъехалась –  одни на учебу, другие работать, но летом возвращались. После исчезновения моей дочери они перестали приезжать, однако в предыдущие два-три лета проводили отпуск здесь. Днем спали, а по ночам веселились. Ездили на праздники в соседние села и возвращались пьяными, как сапожники, гоняли по здешним разбитым дорогам, полным выбоин и ухабов. Но Богу не было угодно, чтобы кто-то из них погиб.

Учиться моя дочь не хотела. Да я и не смогла бы отправить ее в университет –  откуда же мне взять столько денег? Я предлагала ей пойти в колледж, но она отказалась. В школе она еле-еле доучилась, частенько прогуливала, говорила, что не способна высиживать столько часов подряд и слушать бесполезную чушь. Да и на работе, если удавалось устроиться, она не задерживалась: зимой хватало терпения на два или три месяца, а как только наступало лето, увольнялась. Когда совсем не было денег, находила кого-нибудь, кто пригласит ее развлечься. И всегда появлялся кто-то, готовый угостить выпивкой, при этом многие надеялись получить кое-что взамен, а другие даже требовали этого.