Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Так жили «эксплуататоры – поработители коренного христианского населения», так жила основная масса народа, который, по словам последователя Дюринга Генрици, «весь является капиталистическим». Надо ли удивляться, что все мало-мальски сохранившее свое достоинство поднималось из этих подвалов в революцию? У начальника охранного отделения Зубатова были свои представления о революции, но основные причины притока еврейства в революцию он понял твердо, хоть и безуспешно пытался это объяснить таким философам действительности, как Шульгин и Пуришкевич. Не то чтобы это трудно было понять, это невыгодно было понять деятелям подобного направления. И вот когда прошло шестьдесят лет нового, созданного революцией строя, философ действительности, некто Бегун (мы называем фамилию этого идеологического членистоногого не потому, что она чем-то возвысилась над ему подобными, а потому, что все ему подобные бегут в том же направлении), итак, Бегун назвал в своей книге, изданной тиражом в сто пятьдесят тысяч экземпляров, подобные, приведенные выше описания дореволюционной жизни евреев, «сионистскими всхлипываниями» и сочинил буквально следующее: «Еврейское население России, несмотря на политическое неравноправие, стояло выше коренного (опять знакомый термин) населения черты оседлости по уровню благосостояния, грамотности, образованию и другим важнейшим социально-экономическим показателям, о чем известно из материалов статистики». Иными словами, и при царе евреи жили лучше остального населения России. И все это основано на материалах статистики. Какой статистики? И тут он приводит цитату (Бегун вообще любит цитировать, словно чувствуя, что его личным словам доверять нельзя, но «обратите внимание, что говорят другие, что, в конце концов, говорят они сами»), итак, приводит цитату некоего, как он утверждает, американского сиониста Д. Шуба: «До Октябрьской революции процент грамотных евреев в любом местечке был значительно выше грамотности великороссов, украинцев или белорусов». Никаких цифр не приводится, одни лишь фразы. Но допустим, действительно, если анализировать культурный уровень России не через Петербург или Москву, а через местечки, то на три грамотных еврея, умеющих читать, писать, приходилось два грамотных великоросса, украинца или белоруса. Как сказал Чехов, «наши читальни в провинции пустуют, в них можно встретить одних лишь молодых евреев». Однако об основном социально-экономическом показателе, упоминаемом Бегуном, о еврейском благосостоянии в царской России, которое выше благосостояния «хозяев-славян», далее ничего не говорится и ничего не цитируется. Оно и понятно. Ведь несмотря на всю отвечающую требованию момента идеологическую маскировку Бегуна, на его бенгальский огонь в адрес бяк-антисемитов, на его цитаты из Шолом-Алейхема, ясно, что идеологический маскхалат сделан из маркизета и через этот прозрачный материал видно естественное тело современного философа действительности во всех его стыдных подробностях, соответствующих тем «личным причудам», которые обнаруживает Энгельс в расовом социалисте Дюринге. Но следует заметить, что, в отличие от сталинского государственного антисемитизма, в лице бегунов на разные идеологические дистанции мы наблюдаем возрождение антисемитизма общественного, который под прикрытием антисионистских цитат вытаскивает на страницы советской печати правые черносотенно-монархические, по сути белогвардейские антисоветские идеи. Ибо все большее число русских националистов-черносотенцев, которые в сталинские времена примкнули к советской идее, ныне прямо или косвенно опять переходят на старые антисоветские позиции Шульгина и Пуришкевича…