Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

«Для этой цели (то есть для подчинения «суверенного индивида» будущего абсолютным образом государственному принуждению) – для этой цели будет существовать «законодательство и судебная власть», которые, однако, «должны оставаться в руках всего коллектива», а затем – оборонительный союз, проявляющийся в «совместной службе в рядах войска или в составе какого-нибудь исполнительного органа, предназначенного для обеспечения внутренней безопасности»». Эта статья конституции будущего социалитата имеет дополнительное разъяснение: «м а л е й ш а я о ш и б к а (подчеркнуто Энгельсом) в понимании роли коллективной воли повела бы к у н и ч т о ж е н и ю (подчеркнуто Энгельсом) суверенитета индивида, а этот суверенитет и есть именно то, что служит единственной основой для выведения действительных прав».

«Г-н Дюринг, – замечает по поводу этого разъяснения Энгельс, – издевается над своей публикой, обращается с ней именно так, как она того заслуживает. Он мог бы быть даже еще бесцеремоннее: студиозы, слушающие курс философии действительности, наверное, не заметили бы этого». Добавим, не всегда это замечает и гораздо более широкая аудитория, чем берлинские студиозы. А если и замечает, то и это г-ном Дюрингом предусмотрено. В социалитате «будет существовать, – пишет Энгельс, – и армия, и полиция, и жандармы. Г-н Дюринг уже не раз показал себя бравым пруссаком; здесь же он доказывает, что имеет полное право быть поставленным рядом с тем образцовым пруссаком, который, по словам блаженной памяти министра фон Рохова, “носит своего жандарма в груди”». О Рохове (возможно, о самом министре, а возможно, однофамильце, в конце концов, не в этом суть) Энгельс пишет, правда, в разделе о политической экономии, но вполне уместно процитировать это именно здесь: «Прошло примерно сто лет, как в Лейпциге появилась книга, выдержавшая к началу нашего века более тридцати изданий; она распространялась в городе и деревне властями, проповедниками и филантропами всякого рода и повсюду рекомендовалась народным школам в качестве книги для чтения. Книга эта называлась «Друг детей» Рохова. Она имела целью давать наставления юным отпрыскам крестьян и ремесленников относительно их жизненного призвания, их обязанностей по отношению к начальникам, общественным и государственным, и в то же время внушать им благодетельное довольство своим земным жребием – черным хлебом и картофелем, барщиной, низкой заработной платой, отеческими розгами и тому подобными прелестями, и все это с помощью распространенного тогда просветительства… Те самые общие места, которые старый Рохов считал достаточными для саксонских ребятишек, г-н Дюринг преподносит нам как нечто абсолютно фундаментальное». Таков вывод Энгельса. Разъяснения г-на Дюринга к его конституции социалитарного государства будущего лишний раз подтверждают этот вывод Энгельса. Например: «Справедливость или несправедливость, которую он (суверенный индивид), смотря по обстоятельствам, встретит со стороны свободного общества, никогда не может быть хуже того, что принесло бы с собой также и естественное состояние». Так пишет Дюринг. Энгельс замечает иронически: «Жандармерия будущего не так опасна, как нынешние держиморды. Что бы она ни учиняла над суверенным индивидом, у последнего всегда будет утешение». Ну прежде всего, суверенный индивид Дюринга должен утешиться тем, что он живет не в условиях буржуазного парламентаризма. Ибо, по словам последователя Дюринга венгерского антисемита Ивана Шимони, «антисемитизм есть здоровая реакция против пустого парламентского формализма». Конечно, парламентаризм обладает целым рядом дурных свойств и недостатков. И конечно же, он не может обеспечить «суверенному индивиду» полного равенства. Полное равенство «суверенному индивиду» может обеспечить только диктатура. «Перед диктатором, – пишет Энгельс, – все действительно равны. А именно равны нулю».

Но где же взять такого нового социалитарного «суверенного индивида», который бы, отвергая «пустой парламентский формализм», стремился бы к полному социалитарному равенству под контролем «коллективной воли», обладая при этом в международном масштабе мировоззрением саксонских ребятишек? Но опять же Дюринг не так прост, как кажется Энгельсу. Он понимает, что невозможно построить социалитарное государство, не построив социалитарной семьи, в которой и происходит создание социалитарного «суверенного идивида». Покуда шла речь о социалитарном государстве будущего, Энгельс писал: «Это «солидное и критическое царство мысли» ужасно похоже на различные небесные царствия, где верующий всегда встречает вновь в преображенном виде все то, что услаждало его земную жизнь…» Но когда мы вступили в область «социалитарной семьи», то Энгельс вынужден заявить: «В самом деле мы здесь находимся уже не в царстве социалитата, а скорей в царстве «Волшебной флейты»… Какой ход вещей открывает здесь г-н Дюринг?»