Дряхлость

В один из вечеров Анджолина пришла на встречу с опозданием более чем на час. Для того чтобы она не стучала в дверь, рискуя привлечь внимание других квартирантов, Эмилио спустился и стал ожидать её на лестнице, ступени которой были изогнутыми и грязными. Эмилио опёрся на перила и даже согнулся, чтобы быть ближе к той точке, в которой должна была появиться Анджолина. Когда он видел, что идёт какой-нибудь незнакомец, то прятался обратно в комнату. Всё это продолжалось нестерпимо долго, и нервное возбуждение Эмилио возросло неимоверно. В конце концов, он уже не мог оставаться на месте. Позже, мысленно возвращаясь в это состояние напряжённого ожидания, Эмилио казалось чудом, что он его пережил.

Когда же Анджолина, наконец, появилась, то уже не хватило просто её вида, чтобы успокоить Брентани, и он обрушил на неё свои неистовые упрёки. Анджолина не придала им особого значения и решила ответить на них лаской. Она отбросила в сторону платок и протянула руки к его шее. Широкая одежда обнажила её, и Эмилио почувствовал, что она пылает жаром. Он посмотрел на Анджолину повнимательнее: её глаза блестели, а щёки были покрыты румянцем. Ужасное подозрение пришло Эмилио на ум:

— Ты только что была с другим! — заорал он.

Анджолина оставила его, относительно слабо запротестовав:

— Ты с ума сошёл!

Не очень сильно обидевшись, Анджолина принялась объяснять ему причины своего опоздания. Синьора Делуиджи долго не отпускала её, пришлось даже бежать домой, чтобы переодеться в эту одежду, а дома мать заставила её поработать прежде, чем дать уйти. Это были вполне веские причины для того, чтобы объяснить и десять часов опоздания.

Но у Эмилио больше не оставалось сомнений: Анджолина пришла к нему из объятий другого. В мозгу Эмилио сверкнула отчаянная мысль — требовалось нечеловеческое усилие, чтобы избавиться от этой низости. Он должен был больше никогда-не ложиться с ней в эту постель, ему надо было сейчас же оттолкнуть её и не возвращаться больше к ней никогда. Но Эмилио теперь знал, что означало это никогда: горе, постоянные сожаления, бесконечные часы беспокойства и горестных снов, а затем бездействие, пустота, смерть всех фантазий и желаний — самое страшное из всех возможных состояний. И Эмилио испугался. Он прижал Анджолину к себе, и единственной его местью стали слова:

— Я и сам не стою большего, чем ты.

Теперь возмутилась Анджолина и, высвободившись из его объятий, сказала решительно:

— Я никому никогда не позволяла так со мной обращаться. Я ухожу отсюда.

Она захотела надеть платок, но Эмилио ей помешал. Он поцеловал её и обнял, умоляя остаться. Не являлось трусостью отречься от своих собственных слов, заявив что-нибудь, но, увидев, что Анджолина настолько решительна, Эмилио восхитился ею, будучи всё ещё слишком потрясённым. Анджолина почувствовала, что полностью оправдана, и уступила ему. Но не сразу. Она остановилась, заявляя, что это был последний раз, когда они виделись, и только в момент расставания согласилась, как обычно, договориться о дне и часе следующей встречи. Анджолина понимала, что одержала верх, и больше не вспоминала причину ссоры, и не старалась заставить Эмилио поверить в свою невиновность.

Эмилио продолжал надеяться, что такое полное обладание, наконец, закончится тем, что освободит его от резких проявлений чувств. Но, напротив, он с той же яростью восстанавливал в сознании образ Анже, который всё больше разрушался изо дня в день. Недовольство заставляло Эмилио утешаться только в своих сладких снах. Следовательно, Анджолина давала ему всё: обладание своим телом и даже поэтические сны, будучи их источником.

Очень часто Эмилио представлял Анджолину медсестрой и продолжал воплощать в ней свои сны, даже будучи наяву с ней рядом. Сжимая её в крепких объятиях мечтателя, он говорил:

— Я хотел бы заболеть, чтобы ты меня лечила.

— О, это было бы великолепно! — отвечала Анджолина, которая иногда была готова потакать любым желаниям Эмилио.

На самом деле, чтобы уничтожить подобный сон, хватало одного такого ответа.

Однажды вечером, находясь с Анджолиной, у Эмилио родилась идея, которая облегчила его состояние души в этот вечер. Он рассказал об этой идее Анджолине. По его мнению, они были так несчастны по причине своего жалкого социального положения. Эмилио так проникся этой мыслью, что даже почувствовал себя способным на какой-нибудь героический поступок ради триумфа социализма. Все их несчастья являлись следствием их бедности. Речь Эмилио предполагала, что Анджолина из-за бедности своей семьи была вынуждена продаваться. Но она об этом не догадалась, и слова Эмилио казались ей лаской — она решила, что он винит во всём самого себя.