Дряхлость

— Таким образом, чтобы заставить тебя простить меня, мне не остаётся ничего иного, как известить Анджолину, что приходить не надо? Что ж, если ты этого хочешь, то я так и сделаю.

Это предложение было неприемлемым, потому что эта бедняжка — Эмилио знал её так хорошо, как если бы создал её сам — любила ещё больше тех, кто её отвергал, а Эмилио не хотел давать ей новые поводы любить Балли. Брентани заявил мягко:

— Нет, пусть всё останется, как есть. Я тебе доверяю, даже, — добавил Эмилио смеясь, — только тебе.

Стефано с жаром заверил, что заслуживает это доверие. Он пообещал, что в тот день, когда во время сеанса с Анджолиной забудет об искусстве хотя бы на миг, то сразу же выставит её за дверь. Эмилио имел слабость принять это обещание.

На следующий день Балли пришёл к Эмилио, чтобы отчитаться о первом сеансе. Стефано работал, как вол, и не мог пожаловаться на Анджолину, которая, находясь в неудобной позе, всё же терпела, сколько могла. Она ещё не прочувствовала эту позу, — но Балли не терял надежду на успех. Он был ещё больше влюблён в свой проект, чем раньше. Ещё иосемь или девять сеансов у него даже не будет времени, чтобы обменяться хотя бы словом с Анджолиной.

— Когда я заколеблюсь и остановлюсь в работе, то обещаю, что мы будем говорить только о тебе. Так что держу пари, что она полюбит тебя всем сердцем.

— Более того, это будет замечательно, — ответил Эмилио, — так как, разговаривая с ней обо мне, ты ей так надоешь, что она не полюбит и тебя.

Следующие два дня Эмилио не мог видеть Анджолину и встретился с ней только в воскресенье в середине дня в студии Балли. Он застал их за работой.

Студия Стефано была ничем иным, как большим складом. Он оставил в ней всё отвечающим старому назначению и не хотел видеть её элегантной. Плитки мощёного пола были плохо подогнаны друг к другу, как будто здесь постоянно разгружались тюки с товаром. Только в середине пола зимой большой ковёр спасал ноги скульптора от прикосновения с землёй. Стены были грубо побелены, и тут и там на штативах крепились нагромождённые глиняные или гипсовые фигуры, которые вызывали восхищение. Тем не менее, хозяин не пренебрегал и удобствами. Температура оставалась вполне комфортной благодаря пирамидальной печке. В студии также было огромное количество стульев и кресел разных размеров, их элегантная форма отчасти лишала помещение признаков склада. Эти стулья и кресла сильно разнились каждый с каждым, потому что Балли говорил, что ему нужно отдыхать комфортно, вынашивая в голове свои идеи. Он даже ощущал потребность в стульях, которых у него ещё не было. Анджолина позировала ему на подставке, укреплённой мягкими белыми подушками. Стоя на стуле рядом с другой вращающейся подставкой, над едва начатой фигурой работал Балли.

Увидев Эмилио, Стефано спрыгнул со стула для того, чтобы его тепло поприветствовать. Анджолина также поменяла свою позу и села на белоснежные подушки. Она в свою очередь тоже любезно поприветствовала Эмилио. Так давно не виделись. Она нашла, что Брентани немного бледен. Может, ему нездоровится? Эмилио не смог выказать признательность за такие проявления любви. А вдруг она хотела продемонстрировать благодарность за то, что он оставлял её наедине с Балли?

Стефано остановился напротив своей работы:

— Тебе нравится?

Эмилио пригляделся. На бесформенном основании была расположена получеловеческая фигура на коленях с прикрытыми одеждой плечами. Судя по форме и положению, это были плечи Анджолины. На данном этапе работы в композиции было что-то трагическое. Может быть, фигура была погребена в глине и прилагала ужасные усилия, чтобы освободиться. Даже голова, в которой несколькими прикосновениями большого пальца были очерчены виски и лоб, казалась черепом, аккуратно покрытым землёй с тем, чтобы скрыть крик.

— Смотри, как всё зарождается, — сказал скульптор, бросая ласкающий взгляд на своё творение. — Идея уже воплощена, не хватает только формы.

Но эту свою идею видел только сам Балли. Можно было догадаться только о каком-то неуловимом замысле. Из этой глины должна Пыла выйти мольба человека, который стал верующим только на мгно-иение и который уже никогда не станет таковым впредь. Балли объяснил и задуманную им форму. Основание останется прежним, а фигура будет отделана вплоть до волос, которые он расположит с кокетством парикмахера. Эти волосы предназначались для отказа от молитвы, которую выражало лицо.

Анджолина вернулась к своей позе, а Балли к работе. В течение получаса она позировала вполне умело, изображая мольбу, как ей указал скульптор, для того, чтобы на её лице было выражение просьбы. Но Стефано это выражение не понравилось, и только Эмилио заметил появившуюся мину отвращения на лице Стефано. Эта монахиня не умела молиться. Вместо того, чтобы смотреть жалобно, она постоянно упрямо поднимала глаза вверх. Анджолина кокетничала с Синьором Богом.