Дряхлость

Эмилио и Балли провели врача и представили его синьоре Елене. Карини объяснил ей, что было бы желательно попытаться ставить больной холодные компрессы на грудь, и добавил, что это было бы весьма полезно для лечения.

— О, я сделаю это! — сказала Елена с рвением, которое поразило троих мужчин.

— Хорошо, — ответил Карини, улыбаясь радостно тому, что больная находится в столь сострадательных руках. — Но не хочу её принуждать к этой процедуре, и если она окажет слишком сильное сопротивление холоду, то надо будет отказаться от этих попыток.

Карини засобирался уходить, пообещав вернуться рано утром следующего дня.

— Ну что, доктор? — спросил ещё раз Эмилио умоляющим голосом.

Вместо ответа Карини сказал несколько утешительных слов. Балли вышел вместе с ним, пообещав сразу же вернуться. Он хотел побыть с врачом наедине и узнать, был ли он откровенен с Эмилио.

Эмилио же всеми силами ухватился за свою надежду. Доктор заблуждался, посчитав Амалию пьяницей, и, следовательно, все его прогнозы могли быть ошибочными. Не зная пределов своим мечтам, Эмилио даже подумал, что состояние здоровья сестры ещё может зависеть от него. Она заболела, прежде всего, потому, что он пренебрегал своими обязанностями по её защите. Теперь же, напротив, Эмилио был здесь, чтобы предоставить Амалии все возможные удобства и комфорт, о чём не догадывался доктор. Эмилио пошёл к постели Амалии, чтобы дать ей все эти удобства и комфорт, но, оказавшись рядом с ней, сразу почувствовал себя безоружным. Он поцеловал её в лоб и стал смотреть на неё, задыхаясь от недостатка воздуха в лёгких.

Вернувшийся Балли присел в уголке комнаты, как можно дальше от Амалии. Карини повторил ему уже сказанные Эмилио слова, и не более того. Синьора Елена попросилась выйти на минуту в свою квартиру, где должна была отдать несколько распоряжений. Она хотела послать свою служанку в аптеку. Синьора Кьеричи вышла, сопровождаемая восхищённым взглядом Балли. Не требовалось давать ей денег, так как по старой традиции у семьи Брентани был в аптеке открытый счёт.

Балли пробормотал:

— Такая простая доброта волнует меня сильнее, чем самая выдающаяся гениальность.

Эмилио занял место, оставленное свободным Еленой. Некоторое время больная не говорила ничего, что можно было разобрать. Амалия просто бормотала неразборчиво, как будто упражняясь в произношении трудных слов. Эмилио положил голову на руку и принялся слушать тяжёлое дыхание сестры, которое было ровным и стремительным. Он слушал этот звук с утра, и Эмилио уже казалось, что это просто свойство его уха — слышать этот звук, от которого он уже не знал, как освободиться. Эмилио вспомнил, как однажды вечером, когда было очень холодно, он встал с постели в одной рубашке, чтобы проявить доброту и нежность к сестре, потому что чувствовал, что она страдает рядом с ним: Эмилио предложил Амалии сходить с ней на следующий вечер в театр. Тогда он ощутил огромную радость, почувствовав признательность в голосе Амалии. Затем Эмилио забыл этот эпизод и больше не стремился его вспоминать. О, если бы Эмилио только знал тогда, что в его жизни будет такая серьёзная миссия по опеке доверенной только ему одному жизни, он бы никогда не испытывал больше потребности встречаться с Анджолиной. Сейчас, хотя и может быть слишком поздно, он вылечился от этой любви. Эмилио горько заплакал тихо в темноте.

— Стефано, — громко позвала Амалия.

Эмилио вздрогнул и посмотрел на Балли, который находился в той части комнаты, что плохо освещалась светом из окна. Должно быть, Стефано ничего не услышал, так как даже не пошевелился.

— Если ты этого хочешь, то и я не против, — сказала Амалия.

Амалия снова видела свои старые сны, которые была вынуждена подавлять после того, как Балли её грубо оставил. Сейчас больная лежала с открытыми глазами и смотрела прямо на стену напротив.

— Я согласна, — снова сказала Амалия, — хорошо, но только поторопись.

Приступ кашля заставил её лицо скорчиться от боли, но вскоре она сказала:

— О, какой прекрасный день! Я его так ждала! — и Амалия снова закрыла глаза.

Эмилио подумал, что должен попросить Балли выйти из комнаты, но на это у Брентани не хватило мужества. Однажды он уже наделал столько зла, встав между Балли и Амалией.

Больная снова принялась бормотать неразборчиво, но, когда Эмилио уже начал успокаиваться, после очередного приступа кашля Амалия сказала отчётливо:

— О, Стефано, мне плохо.

— Она позвала меня? — спросил Балли, встав и подойдя к постели.

— Я не слышал, — ответил сконфуженный Эмилио.

— Я не понимаю, доктор, — сказала больная, повернувшись к Балли, — я лежу неподвижно, лечусь, а мне всё равно плохо.

Удивившись тому, что она его не узнала после того, как позвала, Балли заговорил с ней так, как будто это он — доктор. Стефано порекомендовал Амалии продолжать лечиться, и тогда вскоре ей станет лучше.

Амалия вновь сказала:

— Зачем мне вся эта… эта…, - и она прикоснулась к груди, — эта…

Наиболее сильно астма проявлялась в паузах, но последние были вызваны нерешительностью, а не недостатком воздуха.