Дрянь

— Мне надоело в Ницце, — беззаботно улыбается ему в ответ рыженькая. — А ещё я слышала, что в тебя стреляли. Я беспокоилась, Закери. Неужели непонятно? — округляет глаза в напускном недоумении.

Цепкий взор зелёных глаз осматривает мужчину с головы до ног, и останавливается на наших сжатых вместе руках. Николь едва заметно хмурится, но в целом сохраняет былое спокойствие. В отличие от той же меня, которой сквозь землю провалиться хочется и желательно — незамедлительно.

Так вот по каким личным делам Закери собирался во Францию!

— Ты не могла такое услышать, — отчеканивает ледяным тоном мужчина.

Очевидно, я одна не улавливаю тут скрытое послание, потому как лицо Николь на белое полотно становится похоже, а сама она буквально сжимается вся. Теперь от ощущения полнейшего комфорта в ней и следа не остаётся.

— Калеб, побудь здесь и присмотри за… нашей гостьей, а я пока провожу мисс Агилар в… более подходящее место, — мрачно дополняет Закери.

Глава службы безопасности сухо кивает. Я и сама не прочь убраться отсюда. А вот ещё одна из нас с подобным раскладом определённо не согласна.

— Ты не можешь обращаться со мной так, будто я никто. Да, я долгое время отсутствовала, и ты знаешь в чём причина, но теперь я вернулась, — с вызовом вздёргивает подбородок рыжая. — Это и мой клуб тоже. В первую очередь — мой, а потом уже твой, так что не надо тут приказывать персоналу, словно ты один можешь это делать, — поднимается на ноги, до побеления пальцев впиваясь в край столешницы.

Удивительно, как ногти только не переломала.

Ну, вот, теперь я знаю на кой чёрт бывшему военному с собственным агентством безопасности клуб со специфическими наклонностями.

Семейное предприятие!

— А ты, милая наивная девочка, сильно не обольщайся. У него таких как ты… хм… я и со счёта сбилась, — всё никак не заткнётся Николь. — И, если он тебе золотые горы пообещал, так только денег ты с него и поимеешь — не больше. Эмбер вот вообще обещал развестись. Но, как видишь, никакой Эмбер уже в помине нет, а я — всё ещё здесь, — звучит уже в откровенно-мстительном тоне.

— Хватит! — мрачно прерывает затянувшуюся тираду Райт.

Да, действительно.

Прав ведь.

Хватит…

С меня — так точно.

— Отдай мне контракт, — произношу вслух, как следствие собственных мыслей.

Рука, до сих пор удерживающая мою, давно причиняет боль. А может это сердце моё настолько безжалостно сейчас разрывается, что отголоски невыносимого чувства отдаются в каждую клеточку организма.

Не способна я сейчас анализировать.

— Софи, — устало вздыхает Закери.

Но я не позволяю ему продолжать. Как минимум потому, что знаю — продолжит и уговорит, озвучив что угодно, лишь бы я осталась. И я поверю.

Права эта… Николь.

Я наивная. Слишком.

И очень хочу верить ему.

Вопреки всему…

Глупая!

— Ты обещал мне, что сделаешь что угодно если я попрошу, — перебиваю его, а каждое слово отражается в подсознании очередным раскатом боли. — Так вот, я прошу тебя: отдай мне контракт и отпусти. Сначала с наличием жены у себя разберись, а уже потом приходи. Поговорить. Если захочешь, — кислород в лёгких заканчивается и приходится ненадолго замолчать, прежде чем продолжу: — Сдержи своё обещание, Закери. Будь мужчиной.

Вдыхаю по новой, но воздух будто в горле застревает.

Ни сглотнуть, ни пошевелиться вовсе.

Да что ж так больно-то?!

Хуже всего то, что вижу прекрасно — не мне одной…

В глазах цвета небесной лазури практически то же самое отражается.

— Хорошо, Софи, — спустя долгую паузу, наконец, заговаривает Райт.

Он отпускает меня. И контракт, забрав тот из своего сейфа, отдаёт. Не удерживает больше. Вот я и ухожу… В глубине души слишком отчётливо понимая — не увижу его больше. Никогда.

Глава 23

Длинный больничный коридор реанимационного отделения нейрохирургии на удивление пуст. А может просто-напросто я неправильно представляю себе подобное место. Мои шаги отражаются гулким эхо, пока я иду до нужной палаты. Мне запрещено входить внутрь неё. Могу видеть ту, к кому пришла, лишь сквозь толстое окно, расположенное аккурат напротив кровати пациентки.

Трубки, катетеры, капельница, провода, с присоединёнными к ним аппаратам…

Проходит вот уже две недели с тех пор, как доктор Белл прооперировал маму. С того же дня она находится в состоянии медикаментозной комы. Говорят, это лучший способ восстановления. Врут, наверное. Меня никто не предупреждал о том, что будет именно так. Но ничего не остаётся, как только надеяться.

Начинаю задумываться о том, что отчаянно цепляться за чужую жизнь, когда вокруг всё рушится — самое тупое занятие. За свою держаться — так и вовсе не стоит. Тупая боль чуть западнее солнечного сплетения слишком сильна. Вряд ли я смогу терпеть её весь отпущенный остаток своей жизни.

Прихожу сюда каждый день. Стою до самого вечера и бесцельно рассматриваю почти безжизненное тело, чувствуя, как и саму покидают силы.

Сколько ещё это будет длиться? Иногда становится так невыносимо, что почти желаю, чтобы всё прекратилось — не важно каким способом.