— Я не чувствую вкусов и запахов, — нехотя сознался он, поморщившись.
— Совсем? — изумилась она.
— Совсем.
— Но как же… Это опасно!
— Мой организм переваривает почти любую органику и невосприимчив к ядам, включая газы, — пояснил он ещё более неохотно.
Других аргументов у Евы не нашлось, но остаток обеда она поглядывала на Дрянина насторожённо, а после — сочувственно. Конечно, невосприимчивость к отраве — очень полезное свойство, но ведь вкусы и запахи бывают приятными! Свежий кофе, выпечка, вкусное мясо, лимонный торт, ягоды с куста… Выходило, что всех этих маленьких удовольствий Серафим лишён напрочь, и это вдобавок к неудобной маскировке, которую зачем-то носил.
— А остальные чувства? — спросила она, не спеша потягивая чёрный сладкий чай.
— Что? — откликнулся Сеф, который, погружённый в мысли, уже забыл о разговоре. — Ты о чём?
— Вкус и обоняние отсутствуют. А остальные?
Он окинул Еву задумчивым взглядом, прикидывая, стоит с ней откровенничать или нет, и решил, что беды не будет.
— Все остальные чувства обострены, но с оговорками. Зрение слегка сдвинуто в красную часть спектра.
— Ты видишь тепло? — сообразила она.
— Немного, самый край инфракрасного диапазона, зато совсем выпадают фиолетовый и часть синего.
— Боюсь даже представить, как ты видишь мир, — растерянно пробормотала Ева. — А осязание и слух?
— Слух… Своеобразно. Я воспринимаю отдельные звуки, которые сложно собирать в последовательности. С речью привык, но музыку не люблю, приходится прилагать усилия, чтобы воспринимать её целиком. Осязание без сюрпризов, просто острее.
— Без личины, да? — Она с удовлетворённой улыбкой слегка склонила голову к плечу.
— Почему ты так думаешь?
— Обратила внимание на некоторую разницу твоего поведения в маске и без, — весьма прозрачно намекнула она и рассмеялась: — Ты смотришь так, как будто одновременно прикидываешь, как удобнее откусить мне голову, и разрабатываешь план побега.
— Ну что ты, — непонятная гримаса на его лице сменилась предвкушающей улыбкой. — У меня найдётся пара идей поинтереснее.
— Но у тебя, увы, много работы? — Калинина насмешливо приподняла брови, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Совместная работа очень сближает, — заверил Серафим. — Предлагаю обсудить вечером.
Ева несколько мгновений мерила его взглядом. Упрямство требовало гордо отказаться, напомнив о свинском поведении в последнюю встречу, да и в прошлую — тоже. Наедине Дрянин говорил слишком много гадостей, чтобы так просто их забыть.
Но с другой стороны, очень хотелось согласиться. Извинений она от него в любом случае не дождётся, а вот лишить себя удовольствия — это запросто. Или добиться новых гадостей, похуже, но это вряд ли, Серафим всё же не казался мстительной сволочью.
— Я постараюсь, — предпочла она ответить туманно.
Калинина пришла тогда, когда Сеф уже решил, что ждать бессмысленно. Её возможное отсутствие не разозлило, потому что никуда она не денется и возможность допросить ещё выдастся, но раздосадовало: время шло. И ещё больше — расстроило. Да, он ей не доверял, но… Чёрт побери! Когда единственное доступное простое удовольствие в жизни — тактильное, сложно не оценить хорошую любовницу, кем бы она ни была. То, что в комплекте к простым удовольствиям в нынешних обстоятельствах шли сложные отношения, было неприятным, но неизбежным злом, которое вполне компенсировалось уже одной только стойкостью Евы к его природе. А учитывая спокойное отношение к естественной наружности и некоторые другие качества, странно было бы не желать продолжения.
Но всё же она пришла. Уверенно шагнула в комнату, когда он открыл дверь, окинула заинтересованным взглядом одетого в лёгкие тренировочные брюки Дрянина.
— Ты начал пренебрегать личиной? — спросила, с видимым удовольствием сбрасывая туфли.
— К хорошему быстро привыкаешь. — Серафим поморщился и шагнул к столу, чтобы собрать бумаги и выключить технику. Гостью он узнал по шагам и амулет надевать не стал.
— Тогда я тем более не понимаю, зачем такая сложная конспирация. Можно же взять простенький артефакт и не мучиться.
— Я подумаю, — отмахнулся он и обернулся ровно в тот момент, когда Ева подошла ближе. Она ступала тихо, но совершенный слух всё равно улавливал движения.
Женщина, намеревавшаяся обнять Дрянина со спины, такой перемене не расстроилась, положила ладони ему на живот, прошлась ими вдоль узора.
— Что значит этот рисунок?
— Понятия не имею, — признался Серафим. — Скорее всего, что-то вроде родимого пятна.
Он не удержался, легко подцепил Еву за подбородок, вдумчиво поцеловал. Но увлечься себе не позволил, хотя скользящие по обнажённой коже пальцы вызывали живой отклик во всём теле и провоцировали отложить разговор на потом. Отстранился и, продолжая придерживать её лицо и второй рукой — талию, спросил ровно:
— Ева, зачем ты сюда приехала?
— О чём ты? — она нахмурилась. — Я же говорила, решила сменить род занятий, и почему бы…
— Я знаю, кто ты.