Дрянь

— Двадцать пять, — повторил Северин. — Круглая дата. Так вот, в тот день кто-нибудь звонил?

— Не то слово! — всплеснула руками Пырсикова. — Обзвонились! Наверное, все хотели поздравить.

— А что-нибудь ей передавали?

— Не-ет. Вот только одна старушка с таким дребезжащим голосом… Постойте, я же записала, у нее имя совсем простое… — Пырсикова бросилась искать на своем столе и нашла. — Вот! Анна Николаевна. Просила передать, что звонила и поздравляла. И еще мужчина какой-то звонил ближе к вечеру. Я его запомнила, потому что он перезванивал раза четыре.

— Не назывался, конечно?

— Нет, но мы с ним даже немного беседовали. Он явно был в курсе, что у Ольги день рождения, голос у него мне показался каким-то испуганным или встревоженным, что ли…

— Пырсикова, не фантазируй, — опять оборвала ее Петрова. — Небось это был тот самый, с которым она собиралась в ресторан.

Мы с Севериным многозначительно переглянулись, а Петрова, уловив, видно, наше переглядывание, сказала оправдываясь:

— Так ведь вас в основном предыдущие дни интересовали… Мы ее спрашивали, куда она вечером в день рождения денется — все-таки дата, а у нее-то коммуналка, скандалы с соседями постоянные. Лора, вон, даже к себе ее звала. Но Ольга сказала, что идет в ресторан, как она выразилась, в очень узком кругу. Я так поняла, что просто вдвоем с мужчиной.

— Вы хоть что-нибудь о нем знаете?

— Ни малейшего представления! Хотя… Как раз в тот день… В субботу… Она пришла в новом платье и с новой сумкой. Ну, мы, конечно, на нее накинулись, стали подкалывать: дескать, не иначе, как богатый любовник завелся. А она только смеялась и говорила: секрет, потом расскажу.

— И даже намека никакого — кто, что?

— Она, если честно, не очень любила про своих мужиков распространяться. Хотя наше бабье и пыталось из нее что-нибудь вытянуть.

— Слу-ушай, — вдруг округлила глаза Пырсикова. — Как же мы забыли? А в ее «дневнике» не могло быть про это?

— Могло, — задумчиво согласилась Петрова.

— Что за дневник? — спросили мы с Севериным почти хором. Дневник — это была бы просто редкостная удача!

— Это не совсем то, что вы подумали, — охладила нас Петрова. — Ольга, видите ли, постоянно писала, как она нам сообщила, «юмористическое повествование». Она там изображала всех знакомых и сотрудников редакции, авторов и так далее. Нормальная графомания, конечно…

— Тата! — вскричала Пырсикова укоризненно.

— …но есть забавные места, точные наблюдения. Она нам кое-что зачитывала. Смешно. Правда, по принципу Сквозиик-Дмухановского — до тех пор, пока не про тебя… Называлось все это «Дневник женщины».

— А где эта повесть, у нее дома? — нетерпеливо спросил Северин.

— Нет, у Ольги не было машинки, и она перепечатывала здесь, вечерами. Кажется, рукопись лежала обычно в несгораемом шкафчике рядом с ее столом.

Мы всей гурьбой двинулись к лабиринту, когда неожиданно дверь в отдел резко отворилась и в комнату влетел низенький мужчина весь в белом. Белыми были куртка, джинсы, кожаные спортивные тапочки, даже кепка. В первый момент он показался мне толстым, но потом я разобрал, что это не так: мужчина был пухл. Из глубины заплывшего лица смотрели цепкие темные глазки. Эти глазки мгновенно обшарили комнату и зацепились за нас с Севериным. Какие-то доли секунды мне казалось, что он так ничего не скажет, повернется и уйдет. Но он перевел взгляд на Петрову:

— Она?

Та коротко кивнула.

Он скорбно поджал губы, покачал головой и снова мазнул глазами по мне и Северину.

— Ну я попозже зайду, ладно?

И тихонько прикрыл дверь. — Кто это? — спросил я.

— Виктор Горовец, художник. Оформляет иногда материалы, но чаще не у нас, а в журналах.

— Он что, в курсе?

— Да, мы звонили ему вчера, когда разыскивали Ольгу. Это он уговорил нас обратиться в милицию.

— А почему именно ему?

Пырсикова вся зарделась, а ее подруга отвела глаза в сторону.

— У них с Ольгой что-то было, — произнесла Петрова очень нехотя. — Роман не роман, но во всяком случае полгода назад они общались. А уж мы вчера все варианты перебирали…

— А почему вы нам про этого Горовца сразу не сказали? — сурово спросил Северин.

Пырсикова заалела еще больше, а Петрова вывалила разом:

— Потому что он специально просил этого не делать. Кому охота, чтоб его потом неизвестно из-за чего по милициям таскали?

— И сколько еще народу взяло с вас обет молчания? — едко поинтересовался Северин, но Петрова не удостоила его ответом.

Мы миновали лабиринт и остановились над шкафчиком.

— Заперто, — констатировал я, присев на корточки и подергав дверцу. — Ключ имеется?

— Вот здесь, в верхнем ящике стола.

Ключ лежал на месте. Я вставил его в скважину, и он с некоторым скрипом повернулся. Шкафчик был пуст, безнадежно пуст.

— Да-а, — протянул над моей головой Северин. — Крысы, похоже, все-таки нашли сюда дорогу.

6