Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

— А теперь пора сдержать свое слово. Голова врага за землю

Риивал поднял голову к небу, которое где-то с самого края начало постепенно светлеть. С жадностью вдохнул ночной воздух, чувствуя нарастающее возбуждение. Верный признак вновь просыпающейся Жажды.

Глава 38 Большая Охота

* * *

Как бы ни плохо для Союза завершался октябрь, ноябрь ожидался еще тяжелее. Передовые части немецких штурмовых рот и батальонов вышли на ближние подступы к Москве. В соответствие с планом операции «Тайфун» полным ходом разворачивалось наступление главных сил группы армий «Центр». На центральном направлении одновременно наступало три немецкие армии и три танковые группы, насчитывавшие в своем составе почти два миллиона солдат и офицеров. В воздухе эту армаду прикрывал второй воздушный флот под командование фельдмаршала Кессельринга, располагавший более чем тысячью трехсот самолетов разных модификаций.

Действуя в своей излюбленной манере — ввод на узких участках фронта мощных моторизованных групп, немцы продвигались молниеносно. С промежутком в несколько дней ими были захвачены Орел, Спас-Демьянск, Юхнов, Вязьма. В двух котлах — Брянском и Вяземском — оказались шестидесять три стрелковых дивизий, двенадцать танковых бригад и пятьдесят артиллерийских полков Резерва главного командования. Перед советским командованием в полный рост замаячила катастрофа.

Однако скупые цифры людских потерь, названий оставленных городов и поселков мало говорили о том, что творилось внутри советских бойцов, тружеников тыла, мужчин и женщины, детей и взрослых. Там же все кипело чистой, незамутненной яростью, подчас и ненавистью, согревавшей их во время работы за станками в прокаленных ноябрьскими морозами цехах, помогавшей стоять на смерть в окопах на пути немецких танков, заставлявшей делиться последним куском блокадного хлеба с умирающим от голода ребенком.

Многомиллионный советский народ все больше и больше напоминал титанических размеров пружину, которая медленно, но неуклонно сжималась под невероятной силы нажимом врага. Но, сжимаясь, она одновременно копила энергию, чтобы в один момент развернуться и смести врага с родной земли.

Страшная война рождала новых героев и новые мифы. На место героев Гражданской войны — Чапаева, Щорса, Котовского и Лазо и др. — пришли герои Великой Отечественной воны — Космодемьянская, Здоровцев, Кисляков, Борисов и др. Но были и те, про кого не писали в газетах и не рассказывали с высоких трибун. Их именами не называли улицы в городах, минные тральщики и эсминцы, пионерские дружины. Наоборот, на фронте и в тылу о них говорил шепотом, с придыханием, то и дело оглядываясь по сторонам, словно опасались чего-то. Звучали вещи, в которые было сложно поверить, но них верили, и просили еще и еще. Рассказывали об отчаянных летчиках, что ввязывались в схватку сразу с тремя — четырьмя немецкими ассами и выходили из нее победителями. Шептались про танкистов, что в одиночку сражались против танковых рот, а то и батальонов.

Но об одном из таких бойцов говорили особо. Не зная его имя, новичков на фронте пугали его прозвищем — Леший. Вечерами у костра рассказывали, как Леший уходил в ночь в тыл к немцам всего лишь с одним ножом, а приходил к утру с вещмешком, полным солдатских жетонов. В красках описывали, как с армейского сидора стекала кровь, как сверкали алюминиевые жетоны в неровном свете свечки, как спокойно и даже равнодушно звучал его голос. В желании поразить своих слушателей рассказчики доходили до того, что приписывали Лешему и вовсе немыслимые вещи. Так, болтали [конечно же, врали], что это именно он ликвидировал самого командующего второй танковой группы генерала Гудериана!

Конечно же, в такие рассказы верили далеко не все. Кто-то в ответ, смеялся, кто-то недоверчиво качал головой, кто-то просто отмахивался. Мол, басни все это, не может обычный человек такое сделать. Кивали на страшную мясорубку на фронте, огромные потери, то есть на реальность. Им, естественно, вторили работники политотделов рот и батальонов, что нет никаких тайных героев, а есть советские бойцы и командиры, которые открыто, с именем Сталина на устах, боролись с врагом.

Правда, кое-кто из высшего комсостава наверняка поспорил бы с теми, кто не верил или сомневался в существовании Лешего. Среди командармов и комфронтов давно уже гуляли слухи о личном порученце Верховного главнокомандующего, который обладает невероятной специальной подготовкой. Считалось, что его появление, как прибытие черного вестника, означало лишь одно — острое неудовольствие Сталина, и как следствие смерть. Для Лешего, вообще, не было авторитетов, ни среди бывших сподвижников Ленина, ни среди героев Гражданской войны, имена которых еще недавно не сходили со страниц газет, с плакатов.