Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

— Не трогай, богов, — тихо проговорил он. — Никогда не знаешь, чего они попросят за свою помощь. Может твою жизнь…

И так это было сказано жутко, что боец вздрогнул и непроизвольно сделал шаг назад.

— Ладно, боец, поговорю о тебе со старшим. Только не пожалей потом о своей просьбе.

— Никак нет, товарищ командир, — обрадовался парень. — Как можно? Не пожалею. Слова от меня не услышите.

Взводный же недоверчиво покачал головой.

— Пожалеешь, обязательно, пожалеешь… Ну, тогда беги в лес. Чего стоишь? Бегом в лес за грибами!

* * *

Уже глубоко за полночь. Измотавшиеся за день призывники дрыхли в палатках без задних ног. Заботливо укрытые попонами, спали лошади в расположении санитарного взвода. Бдили лишь часовые, мерно вышагивая к от поста к посту по пертметру полевого лагеря.

— Хумансы… — презрительно прошептал дроу, проскальзывая в нескольких шагах от задумавшегося часового. Несколько мгновений дроу даже боролся с внезапно возникшей «жаждой» крови. Нож из его рукава то выглядывал, то вновь прятался, словно смертоносная гадюка. Он уже представлял, как отправляет этого неуча за Край. — С такой охраной все войско вырезать можно… Вырвать бы тебе горло, чтобы другим неповадно было. Только к чему Госпоже жалкое подношение… Тьфу.

Щуплый солдатик с куриной шей и винтовкой в свой рост, ковырявшийся в носу, и правда, выглядел беззащитным. Жалкая добыча для настоящего Охотника, и оскорбление Тёмной госпожи. Такими подношениями Ллос никак не вернуть из-за Края. Подачка, не более того.

— Живи, пока что…

Сверкнув напоследок красными глазами, Риивал растворился между деревьями. Ноги, обутые в самодельные ичиги-сапоги из мягкой кожи, легко касались земли, почти не оставляя следов. Ветки деревьев, кустарников едва колыхались, словно огибая его фигуру. Лес, родная стихия, где дроу чувствовал себя, как рыба в воде.

— Почти, как дома…

Он с наслаждением вдыхал запах прелых листьев, застоявшейся болотной воды, до боли напоминавшие висевшую в воздухе сырость его родных подземелий. Не раз останавливался и замирал, боясь спугнуть накрывавшее его ощущение. Риивал осторожно касался влажной коры деревьев, погружал руки в густой мох, едва не дурея от этих ощущений. Словно вновь оказывался в священых чертогах своей Богини и преклонял колени у её алтаря. Судорога скручивала его тело, погружая его в священный трепет. Перед глазами всплывали уже забытые образы.

— Благословенная Ллос, я верну тебя… Обязательно верну… Клянусь… Если нужно, я вырежу под корень…

Эти брожения по окрестным лесам и примыкавшему к ним обширному болоту для него стало уже потребностью и воспринимались, как ритуал. Каждую ночь Риивал пробирался мимо постов лагеря и до самого утра бродил между деревьями, погружаясь в воспоминания. Пожалуй, это и помогало ему держать себя в руках и следовать своему Пути.

Сегодняшняя ночь не стала исключением. Дроу вновь пробирался в самую чащу леса в уже облюбованое им место — к самой кромке болота среди двух вывороченных бурей дубов. Здесь особенно хорошо думалось. Ничто не раздражало и не соблазняло схватиться за нож.

— … Хорошо, очень хорошо… Много хороших воинов убьют много врагов. Славное подношение, славная тризна…

Только из-за этого Риивал и согласился стать полусотником. Слишком уж соблазнительной виделась возможность стать во главе сильного отряда воинов, способного даже не на тризну, на настоящую гекатомбу. Пусть они и близко не были воинами-дроу из сторожевых застав или рейдовых отрядов, но не в его положении кривить губы и выбирать.

— … За неделю я выбью из них дурь и страх смерти, за две слабости сделаю их силой, за три научу убивать, за месяц заставлю полюбить это…

Риивал откинулся спиной к дереву и закрыл глаза. Кажущаяся тишина леса в одно мгновение всё вокруг заполнило десятками звуков, сплетавшихся в странную, но вместе с тем восхитительную музыку жизни и смерти. Где-то рядом трещали сверчки, квакали лягушки, пищал от страха какой-то грызун. Кто-то умирал, а кто-то продолжал жить.

— … Только есть ли у меня этот месяц?

И сам же покачал головой. По его ощущениям, скоро всё начнётся. Вовсю велись пугающие разговоры о приближении врага, о падении сторожевых крепостей и застав. Сотники и тысячники, сто стояли над ним, тоже не скрывали своей тревоги.

— Все, как у нас… Враг рвётся к самому сердцу, громя всё на своём пути… Скоро придёт наш черёд… и можно будет убивать столько, сколько захочешь… А хочется много, очень много.

Его оскалившееся лицо в лунном свете казалось выбеленном на солнце черепом. Жуткое зрелище. Глаза светились изнутри, белели зубы, мелькал влажный язык. Дикий зверь в предвкушении охоты.

— Славная будет тризна.

Риивал не знал, сколько понадобиться убить, чтобы ему ответила Богиня. Он не был настоящим хранителем, и лишь однажды говорил с ней. Тайные знания были ему недоступны. Может хватит тысячи жизней, а может понадобиться больше. Он мог лишь догадываться и верить, что справится.

— Тёмная госпожа, потерпи, потерпи ещё немного… Умрут всё, кто встанут на моём пути… Всё умрут.