Дровосек

А опасность от Комлева Щербаков отвел достаточно простым способом. Он вызвал главного заговорщика Фридмана к себе на беседу (эта форма работы являлась широко распространенной), попросил написать небольшое объяснение по поводу производственного конфликта в рабочей зоне, оставив его ненадолго в кабинете в одиночестве. Приближалось обеденное время, на столике у окна под белой салфеткой стояло блюдо с кусками жареной курицы, салатом и графинчиком водки. Фридман не смог побороть позыва плоти. Он отхлебнул немного водки и съел кусочек курицы. Этого и надо было оперуполномоченному, потому как мясо было щедро нашпиговано чесноком. Как только Миша вернулся в барак, аромат этого деликатеса стал щекотать унылые носы заключенных. Таким образом на авторитете Фридмана была молчаливо поставлена точка, потому что старожилы зоны знали: только своих стукачей «кумовья» угощают на встречах вкусными обедами.

Чем ближе надвигался день выхода на свободу, тем тяжелее было Курихину сделать свой выбор. Внутренне он давно перешел на сторону Аристарха и активно занимался самообразованием, выписывая себе доступную литературу. В то же время внешне он еще примыкал к крылу диссидентов, хотя вел себя пассивно и в дискуссиях не участвовал. Все его прошлое было связано с этим направлением, и он не мыслил себе разрыва со своей средой. Немалую роль в этом играло и его намерение выехать в Израиль. Как представителя диссидентов его, конечно, примут там «на ура», а как сторонника Аристарха Комлева – едва ли. Оставаться же в Союзе не имело смысла. Здесь все пути, кроме отъявленно диссидентского, для него закрыты.

Курихин не знал, что предпринять. Ехать в Израиль и заниматься тем, что уже перерос и считал вредным, он не хотел. Оставаться в СССР и влачить жалкое существование в социальных низах – не соответствовало его жизненным установкам. Борис мучительно думал о дальнейших путях своей жизни. Им овладевало ожесточение против диссидентщины, которая обманула его, неопытного парня, использовала в своих целях и будет до конца использовать таким же образом, если он сам не вырвется из ее пут.

Сумев взглянуть на деятельность диссидентов другими глазами, он увидел, что среди них есть немало честных и искренних людей, стремящихся противодействовать жестокой машине коммунистического режима, но все они являются слепыми орудиями закулисных сил, стремящихся подорвать СССР совсем не ради общечеловеческих ценностей.

Однажды ему в голову пришла простая и ясная мысль: место его – среди тех, кто борется с этими силами, которые ненавидят его страну. Они – враги его народа. Промучившись несколько бессонных ночей, Курихин пришел к Щербакову и изложил просьбу связать его с представителями советской разведки. Он решил выехать на Запад и работать там на Москву в качестве агента.

Прежде чем в Дубравлаг приехал Данила Булай, большую подготовительную работу провел Щербаков. Он основательно изучил мотивы и серьезность решения Бориса, закрепил его готовность охарактеризовать тех, кого Курихин считал своими идейными и политическими врагами, подробно разобрался с перспективами его устройства за рубежом. Данила ехал на встречу с уже сформированным в общих чертах агентом.

За неделю пребывания Данилы в сто первой зоне они подружились и понравились друг другу. Курихин был помещен в штрафной изолятор – за намеренно совершенное нарушение, и Булай мог работать с ним целыми днями. Однажды Курихин рассказал Даниле об Аристархе, а затем Булай смог увидеть того со стороны.

Потом Борис Курихин освободился из заключения и покинул Советский Союз. Документы он оформлял на выезд в Израиль, но, как и многие другие диссиденты, из пересыльного пункта «Джойнта» в Вене повернул в Германию. Вскоре по заданию ПГУ Борис осел в Западном Берлине и подъехавший к тому времени Данила установил с ним связь. Всю первую командировку Булая в ГДР они успешно сотрудничали. Борис занимался выявлением агентуры израильских и американских спецслужб в эмигрантских организациях и делал это очень ответственно. Однако после ряда операций над ним нависла опасность разоблачения. Москва приняла решение законсервировать этого ценного агента. Связь с ним прекратилась. Некоторое время спустя Курихин уехал в США, а Данила возвратился на Родину.

Теперь здесь, в мордовской деревеньке, Данила Булай сидел за одним столом с Аристархом.

Глава 3 Любовь и вера

Странная выдалась ночь, странная встреча. Когда гости улеглись спать, Аристарх ушел в свою мастерскую, что располагалась в кирпичном полуподвальчике дома, натопил дровами каменную печку и закурил, облокотившись на древний столярный верстак, коим пользовался еще, наверное, прадед хозяина дома. В мастерской пахло березовыми дровами и дымком от печки. В маленьком оконце подвывал сквозь щель ночной ветерок. Комлеву не спалось. Не то появление чекиста разбудило в нем старую боль, не то настала пора очередных дум, какие бродят стайками где-то рядом с сознанием, а потом заполняют голову и начинают мучить день и ночь.