Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

Домовик же на «уродов» смиренно отвечал:

— Какие уж уродились…

А выйдя из отделения милиции, сразу заслал между решеток паспортного кабинета мальчика на побегушках из своей левой руки…

Дверь сейфа, из которой торчали ключи, была приоткрыта… Паспортистка сидела, балакая по телефону, и ни о чем не подозревала. Третий этаж, на окнах решетки: что может случиться?! Мальчишок-с-локоток осторожно нырнул в сейф за ее спиной, сложил в пластиковую суму все, что мог: незаполненные бланки, кипу паспортных книжечек, — по шторке, раскачавшись, ловко метнулся на подоконник, протолкнул через решетку вначале груз, а после и сам пролез.

Златыгорка, которая вновь решила воспользоваться крылышками, уже ждала левака с той стороны окна: и сумочка, и мальчик были благополучно доставлены на землю.

После все бумаги сожгли на берегу реки Кубани: не будет пустых бланков, так и неповадно станет нечистой на руку паспортистке прописывать черных бисов в красном городе.

Но, как оказалось, паспорта — это еще не все: нужны визы, которые выдает посольство, а все посольства — в Москве… Шишок схватился за голову и решил плюнуть на законопослушность: опять пустил в ход призрачную левую руку, которая рассыпалась на нужное количество виз.

Морщинистый домовик записал всю молодежь на себя, так что вскоре в Краснодарском аэропорту сидели: самовила — Златыгорка Шишковна Житная, лешак — Березай Шишкович Житный, человек — Иван Шишкович Житный… Ваня против своего отчества — как и все остальные — ничего не имел. Тем более что в его свидетельстве о рождении было записано безотносительное — Васильевич. Поскольку отец мальчика был неизвестен, отчество в инфекционке ему дали по имени тогдашнего начальника Ужгинского горздравотдела…

Компания ощетинилась во все стороны паспортами, визами и билетами, как загнанный дикобраз колючками. Пес сжимал челюстями свою книжечку, в которой значилось, что дворянин Ерхан привит от всех в мире болезней, у соловья с жаворонком из клювов торчали удостоверения личности.

Но при проверке документов случилась новая заминка: собаке нужен намордник, а птиц следует посадить в клетку! Домовик, который никак не думал, что за границу попадают с такими сложностями, не выдержал и завопил: дескать, он многодетный отец семейства, рвется показать детям развалины Кносского дворца, а его задерживают! А если дворец за это время окончательно развалится?! А вот они, его бедные дети, никогда не видавшие никаких развалин… Тут Шишок, подпрыгивая, попытался погладить по голове Ваню, Березая и даже Златыгорку, не остались непоглаженными и Ерхан с птахами. И он, де, не намерен сажать своих детей в клетки, чтоб доставить к развалинам, а также не согласен надевать на них намордники — его дети не кусаются! Ваня Житный стал опасаться, что постеню на помощь опять придет левая рука и выкинет что-нибудь тако-ое… Но тут случилось чудо: «многодетного отца» и его «детей» решили пустить в самолет без всяких клеток и намордников!

И вот все кое-как расселись по креслам, кое-как пристегнулись ремнями, — и взлетели-таки в небо! Соловей, уставившись с плеча хозяйки на нескончаемый рулон облачного ватина, разматывавшийся в иллюминаторе, пренебрежительно присвистнул:

— И мы так могём, да, Златыгорушка? Над облаками-то?

Самовила едва заметно кивнула. Она сидела на самом краешке кресла (ком крыльев мешал ей откинуться), уставившись в окошко. Крылатая девушка изо всех самогорских сил старалась ничему не удивляться: во всяком случае не высказывалась вслух, хотя, конечно, ее поразило, что вначале они забрались в железные кишки на колесах и покатили, а теперь вот летят в железной крестовине!

А жаворлёночек тотчас запел. Видать, небо — даже из-за толстых стенок — действовало на него рефлекторно. Ване с Шишком довелось летать на самолете, а вот Березай никогда еще так высоко не забирался, впрочем, и полесовый ничем — кроме зеленой березовой рвоты — своего удивления не выказал.

И вот самолет приземлился. В Афинах оказалось жарко, как летом. Пташки порхали возле лица хозяйки, устраивая ей посильный ветерок.

Ваня, пытаясь на плохом английском объяснить таксисту, куда им надобно, вдруг услыхал чистейшую английскую речь, кажись, еще и с оксфордским выговором — обернулся: кто это такой сердобольный хочет им помочь… Глядь — а это Златыгорка гуторит на чужом наречии, как на своем собственном! На вокзал нас отвезите, please! У Вани от изумления язык отнялся. А крылатая девушка подмигнула ему: дескать, не беспокойся, побратимушко, сейчас и ты так закурлычешь… А жаворлёночек тут подбавил: мол, что ж ты думаешь, это труднее, чем научиться птичьему языку?!