Друг

В себя привёл меня выскочивший из-за угла парень, на вид лет семнадцати. Мы налетели друг на друга и чуть было не стукнулись лбами, однако он, выдав в себе спортсмена (возможно, одного из первых в школе), пластично меня обогнул, дернул за локоть и шустро проговорил: «Пошли, на урок опоздаешь!» После чего так же шустро ускакал.

Кто этот парень? Вареные джинсы снова в моде? Глупый вопрос – конечно, да. Но вот школа эта даже близко не тянет на мою: паркет уложен лесенкой и густо покрыт пузырящимся лаком, стены сплошь выкрашены голубой краской. Парень, что так ловко со мной разминулся, нырнул за дверь одного из классов посередине коридора. Я, повинуясь какому-то неожиданному любопытству, последовал за ним.

Меня ослепил яркий свет, озарявший весь класс. Учителя обычно раздвигают жалюзи, чтобы дети получали больше света в эту зимнюю пору. Все сидевшие в классе, как один, уставились на меня. Учительница, полноватая женщина в серой юбке и леопардовой блузке, – с выражением обеспокоенного недоумения, ученики – с интересом, в любой момент готовым сорваться в злую насмешку. Парень за последней партой чуть отодвинул от себя газету, которую держал вверх ногами, и добавил свой подозрительный взгляд к двум десяткам других, режущих меня в этот момент.

– Потерялся? – спросила, наконец, учительница.

Я не понимал даже, с какой целью и в какую сторону мне стоит врать, если вообще стоит, и закипал в неловкости, вспоминая алфавит. Неожиданно откуда-то из класса прилетел спасательный круг:

– А он новенький…

И его мне хватило, чтобы ухватиться и распутать язык:

– Я… Сегодня только с утра прилетели из Ташкента, родители – дипломаты, документы ещё подаём, директор разрешила уже на уроки идти…

– Что ж, это мы ещё выясним. Как зовут? Учебники хоть есть?

– Зовут Никита, учебники ещё не выдали – только-только с дороги…

– Ладно, Никита, хватит болтать, присаживайся на свободное место. Кто-нибудь, дайте Никите ручку и листочек и поделитесь учебником!

Я прошёл в класс, весь взмокший от волнения, на негнущихся ногах протиснулся между стеной и первым рядом и подсел к какому-то парню за третьей партой. Опустив голову от смущения, я видел лишь, как его рука пододвинула учебник географии за одиннадцатый класс на середину парты. По классу через вереницу рук поплыли листочек и ручка. Копошение улеглось, и урок продолжился, лишь изредка для меня прерываемый беглыми взглядами за-за спины.

Что оказался в прошлом, я понял благодаря чьей-то лени. Я уже переписал с доски сегодняшнее число – двадцатое января – и приступил к записям по теме урока, когда мое внимание привлекли уже подсдувшиеся шарики, закреплённые над доской. Они встали в поплывшую, накренившуюся надпись «С новым, 1995 годом!».

Неужели всё это время в нашей спальне пряталась кротовая нора? Разогнался ли я слишком быстро на «DeLorean» в компании Дока? Эти и другие чуть менее глупые вопросы были настоящей темой этого и всех последующих уроков этим дивным учебным днём, прошедшим для меня двадцать четыре года назад.

На переменах я старался держаться в стороне, избегать каких-либо разговоров, дабы не раскрыть мою хлипкую ложь, осыпающуюся тем сильнее, чем ближе конец учебного дня. Сыграл на руку и страх ребят перед чужаком, потому желания общаться у них было ничуть не больше, чем у меня. Уроки кончились в половину третьего. В бурлящем потоке детей я устремился на свет январского дня, на холодный воздух улицы – короче, прочь из душных стен школы. Всё, что было при мне в этом мире, отстоящем на шесть лет от моего рождения, – это бордовый балахон, серые треники, тёмно-синие кеды и рюкзак.

Дух зимней улицы, острый, глубокий, неуловимый обонянием, слышался с потрясающей остротой.

– Не холодно тебе?

Я обернулся на голос. Передо мной стоял парень, с которым я сидел на первом уроке. Широкие плечи выдавали в нем пловца, возможно, даже обладателя медалей, широкий, резко выступающий лоб, голубые глаза; рыжеватые волосы стояли ёжиком ближе к макушке, виски коротко выбриты; тёмно-синие спортивки и куртка с угловатым узором едких цветов, с двумя шнурками у воротника. Сейчас сие одеяние – дизайнерский изыск, однако двадцать четыре года назад оно считалось не иначе, как просто «чётким».

– Подумал, что сегодня погода чуть сжалится над нами, – соврал я, будучи, впрочем, не меньше озабочен вопросом моего утепления.

– Да ладно, простудиться хочешь – на следующей неделе ведь контра по алгебре.

– Ну… есть такое, – усмехнулся я.

– Значит, ты к нам издалека?

– Ну да, мои родители дипломаты, увезли меня в Ташкент на целый год, у них там работа в посольстве была, да и здесь переезжали мы часто… В общем, сейчас пока здесь обосновались, – я натужно улыбнулся.

Широкоплечий парень улыбнулся в ответ, искренне и простодушно, и протянул мне руку.

– Меня Артём зовут. Ты, я знаю, Никита…

– Да, Н-Никита…