Друг

Консультация: студентка А. неудовлетворена тем, что программа обучения требует прочтения такого количества книг.

— Я не хочу читать то, что пишут другие. Я хочу, чтобы другие читали то, что пишу я.

Студентку Б. беспокоит тот факт, что столь многие из книг, заданных для обязательного чтения, не имели кассового успеха или что их нет в продаже:

— Не следует ли нам изучать произведения более успешных авторов?

Такие вещи случаются довольно часто: я узнаю от своей бывшей студентки, что у нее родился ребенок. Так что книгу, над которой она работала, пришлось на время отложить в сторону. Может быть, когда ребенок немного подрастет, она вернется к этой книге. Затем, когда ребенок немного подрос — обычно, когда ему что-то около двух лет — у нее рождается еще один ребенок.

Они все приходят и приходят, прочитав объявления о возможности поучиться писательскому мастерству, к которой прилагается возможность заняться чем-то еще. Вы можете писать и наслаждаться изысканной пищей, писать и дегустировать вина, писать и ходить в походы по горам, писать и избавляться от зависимости от наркотиков или чего-нибудь другого, писать и учиться вязать, готовить, печь, говорить по-французски или по-итальянски и так далее. Сегодня я вижу проспект, рекламирующий литературный фестиваль: «Кто сказал, что нельзя одновременно писать и расслабляться? Насладитесь идеальным краткосрочным отпуском: курс занятий по писательскому мастерству в уединенном отеле, имеющем спа».

В книжном магазине. Последний роман одного из моих друзей, опубликованный в прошлом году, вышел в бумажной обложке. Я расстраиваюсь из-за того, что вдруг осознаю, что не только не прочитала его, но и начисто о нем забыла.

У врача-офтальмолога. В приемную входит женщина средних лет с волосами, выкрашенными в черный цвет точно такого же оттенка, как и ее кожаная куртка. Что-то в ней кажется мне знакомым, и я чуть было не кричу: «Эврика!» — когда на ее вместительной сумке с двумя ручками вижу логотип «Нью-йоркского литературного обозрения». Она садится и вынимает из сумки номер журнала.

Популярный в преподавательской среде анекдот.

Профессор А.: Ты читал эту книгу?

Профессор Б.: Читал? Я еще даже не изучал ее со своими студентами.

В преподавательском клубе. Мы с еще одной преподавательницей пьем джин и развлекаемся, строя догадки: если в нашем учебном заведении начнется массовый расстрел, кого из студентов и студенток мы заслонили бы собой от пули, а кого нет?

Иногда в баннерной рекламе, иногда в правом окошке, а иногда — сюрприз! — когда я пролистываю экран вниз, появляется Джеймс Паттерсон[68], самый кассовый писатель в мире, чьи книги более двадцати раз подряд занимали первую строчку в списке бестселлеров, публикуемом «Нью-Йорк таймс». Поскольку его скромность, по-видимому, так же безгранична, как и его успех, он полагает, что такого же успеха может без особого труда достичь каждый. Или, по крайней мере, каждый, у кого есть девяносто долларов за курс из двадцати двух видеоуроков плюс упражнения, который он предлагает всем желающим: всего тридцать дней с гарантией возврата денег. «Перестань читать это и начни писать». Джеймс Паттерсон, один из самых богатых авторов в мире, с состоянием в 700 миллионов долларов (теперь, вероятно, уже больше). «Сосредоточься на рассказываемой истории, а не на предложении». Его имидж — пожилой, дружелюбный, спокойный. Нормальный парень в очках и темно-синем свитере. «Одержи победу над чистой страницей!» Иногда показывают, как он пишет в блокноте с линованной бумагой размером 8,5 × 14 дюймов (никогда не на компьютере). «Чего ты ждешь? Ты тоже можешь написать бестселлер». Джеймс Паттерсон. Он появляется на экране компьютера то и дело, настоятельно призывая, уговаривая, суля златые горы. Ну, совсем как дьявол.

— Ты что, шутишь? — говорит один мой друг, выращивающий коз на севере штата и производящий козий сыр, получивший множество наград. — Писательский ступор, утрата способности писать — это самое лучшее из всего, что случилось со мной в жизни.

Годовщина твоей смерти. Я хочу отметить ее, но точно не знаю, как это сделать. Уже не в первый раз я захожу в Интернет, и еще раз смотрю видеосюжет, в котором ты даешь публичное чтение. Я никогда не видела, чтобы Аполлон как-то реагировал на изображение на экране, включая телевизионный (похоже, его глаза не фокусируются ни на какой экранной картинке, даже если это еще одна собака). Если я дам ему послушать, думаю, он узнает твой голос. Но выяснить это наверняка мне мешает мысль о том, что это, быть может, было бы жестоко. Пусть теперь он и мой пес (мой пес!), я не думаю, что он забыл тебя. Как он может отреагировать, если услышит твой голос? Как он сможет это понять? Что если он решит, что ты заперт внутри компьютера?