Друг другу вслед

Через несколько минут связисты были на батарее, обнимали уцелевших ребят, совсем забыв, что те раздеты донага, дробно выстукивают зубами, а над полем завихоривает белая сутолочь. Опомнились, посрывали с себя, кто что, укутали артиллеристов, успевших мысленно умереть и воскреснуть, отправили в село, на обогрев. Последними объявились ездовые Соболев и Корнев. Оказывается, были уведены казаками, по дороге бежали, когда на разгромленных донцов навалился Тридцатый кавалерийский полк.

Отовсюду гнали пленных. Голенастый есаул, настигнутый конной разведкой у бугра, застрелился.

Но радость вспыхнула на какое-то мгновенье и погасла. Широкой многоверстной полосой от Елизаветовки до Веселого лежали порубленные белоречане…

6

Игнат с конными разведчиками вырвался далеко вперед и в Веселое попал кружной дорогой, через час после боя. На полном скаку осадил коня у штаба, весело подмигнул ординарцу. Обход получился, краше не бывает: распатронена вся, как есть, сводная белоказачья группа, с мясом вырван еще один коготь из бароновой лапы!

Но почему такой отрешенно-убитый вид у Алексея Пирожникова? Откуда он? Шел мимо, еле передвигая ноги, в шубейке нараспах, без шапки. Игнат малость посуровел.

— Эй, Леха, тебе что было велено, чертолому? Лежать, и никаких гвоздей. А ты?

— Я-то лег и встал… А вот ему больше не подняться… — с усилием пробормотал в ответ Пирожников.

— Кому?

— Полку Белорецкому… — Алексей тяжело, всем телом привалился к плетню, стиснул голову кулаками, навзрыд заплакал…

Штаб сковала непривычная тишина. Полушепотом вели разговор телефонисты, в прихожей и на крыльце немо сбился ординарский люд. Ни слова, ни стука, ни шороха. Игнат, окаменев, сидел бок о бок с подавленным командиром бригады… Будь ты проклято, сельцо Веселое! Сколько боевых ребят полегло перед тобой, какие батальоны пошли на распыл… Срывы, неудачи бывали и раньше, но такая устрашающе скорая, нелепая, кровавая грянула чуть ли не впервые.

В Игнатовой голове опять и опять возникал вопроса кто виноват? Спору нет, проморгал молодой командир, не на высоте оказался и штаб. Ну, а ты, комиссар Нестеров, ты, который за все и за всех в ответе, так ли уж ни при чем? Да, твое место было с обходной колонной, ничего не скажешь против… А вот о белоречанах всерьез не подумал, понадеялся: может, встанет на ноги Алексей, а если нет, с фронтальной атакой запросто справится его помощник. Просчет обернулся непоправимой бедой. Помкомполка прозевал наскок белоказачьих лав, растерялся, подвел под сабли первый и отчасти второй батальоны, погиб сам…

Трудно, чертовски трудно было смириться с мыслью, что выведен из строя один из наиболее стойких рабочих полков, разбит накануне решительных боев за Крым. Не раз он спасал, казалось, безвыходное положенье! Не поспей белоречане к Березовой горе, неудача под Пермью была бы куда горше и опасней. А в рейде, во время перехода партизан по Уралу? Полк грудью вставал на пути отборных дивизий Ханжина и Колесникова, на пути офицерских частей. Потом переправа через Сим, бой за высоты, одна круче другой, потом станция Иглино, река Уфимка, бросок у Енисея, сквозь пургу и шквальный огонь. И вот — Веселое…

Вечером в бригаду приехал Иван Кенсоринович Грязнов. И погоревал вместе, и отругал, и похвалил за веский удар по сводной Донской группе. И тут же склонился над картой Северной Таврии, — время не ждало.

— Волю в кулак, други мои! — он взъерошил кудрявую голову, закончил: — Поднимайте батальоны.

Бригада выступила с темнотой. Падал снег, подмораживало. Где-то далеко на юге вспыхивали зарницы орудийного боя, — там, сквозь порядки Первой Конной, прорывалось к перешейкам ядро потрепанных, но еще не сломленных до конца врангелевских войск.

Глава семнадцатая

1

Третье ноября застало полки на подступах к Чонгару. Справа и слева — полосы взрябленной, темно-серой воды, Гнилое море, вдоль тонкой линии железной дороги — крошечные станции, почти на виду одна у другой, по черте степного окоема — редкие хутора.

Гремели бои. Чонгарский полуостров был весь изрыт окопами, на версты опутан колючей проволокой.

— Говорят, корниловская дивизия, а обок — марковская… — хмуро пробормотал Егор, лежа в цепи.

— Нам не привыкать, — отозвался Кольша Демидов. — Кого-кого не расшибали: и дутовцев и дроздовцев.

Особенно упорной и кровопролитной была схватка за станцию Джимбулак. Надвигалась темень. Роты верхнеуральцев и красноуфимцев шли в лоб на бетонные капониры, обозначенные огоньками выстрелов, рубили оплетку саперными лопатами и топорами, откатывались, вставали вновь… Под угрозой охвата белые отступили к станции Чонгар.