Друг другу вслед

Его волненье возросло, когда узнал об утреннем бое под Петровском, о подходе на помощь дутовцам каппелевских войск. И он горько пожалел, что нет с ним красавца-белолобого. Сивая кобыла, которая вынесла из беды в горах, взопрела от гонки, перешла с галопа на рысь, потом и вовсе поплелась трусцой, поводя боками и низко опустив морду. Игнат чертыхнулся. Не покормил, не напоил толком, вот и расхлебывай!

Теперь ехал шагом, волей-неволей примечал многое.

Эка растянулись после Алатау: пожалуй, верст на семьдесят с гаком. Обозы, цепочки конных, серая, перемешавшая строй пехота, опять обозы. Катят окрашенные в зеленый цвет зарядные ящики, вызванивают на выбоинах орудия. Да, с нами шутки плохи. Тридцать пушек везем от Белорецка, а когда усольские подкинут горняшек, вовсе атаману жарко станет!

Солнце опять беспощадно палило из безоблачной глубины неба, все кругом — поля, гряды скал, дорога — дышало зноем. Пыль окутала долину, ядреная, терпкая, и сквозь нее, тут и там, проплывали усталые, докрасна распаренные лица, ружейные стволы, наборные уздечки, дуги. Шагали русские, башкиры, татары, латыши, мордва, с возов хрипло перекликались женщины, слышался детский плач. Местные отряды особенно обросли подводами: на солдата с винтовкой самое малое два беженца. Связывают они армию по рукам-ногам, хорошо, что крупных боев еще не было. Ну, а как быть иначе? Семьи партизан и коммунистов не бросишь посреди тракта, с ними у белых расправа скорая…

И вдруг из пыли четко и стройно выступает колонна в четыреста — пятьсот человек, интернационалисты Сокача, на весь батальон всего четыре повозки, да и те с пулеметами, с патронами. Вот и командир в неизменной кожаной кепке, узнав, приветственно покивал, вот быстроглазый Иштван, а дальше — чехи, немцы, поляки.

Кобылка всхрапнула, остановилась. Вправо и влево, среди ржи, как бы пригнутой пылью и зноем, темнел длинный ряд окопов. Привстав на стременах, Игнат рассмотрел устройство ближнего окопа: небольшое, на одного, углубленье, перед ним, в полтора вершка высотой, бугорок. «Не иначе, работа Калугина, — явилась догадка. — Не окопы — слезы. Как же сидели-то в них? Ладно, боец маленького роста, вроде калмыковского связного, а если Федор Колодин втиснется громадой своей?»

Сажен через сто виднелась другая линия окопов, поглубже и поосновательнее: бруствер, выведенный зигзагами, нацелился на юго-восток. Офицеры постарались, опыта им не занимать… Вот еще след совсем недавнего боя: убитая вороная лошадь, дальше, в хлебах, нагое человеческое тело, скрюченное смертной судорогой, на разрубленной наискось шее багровеет запекшаяся кровь…

Игнат резко отвернулся, поехал боковой тропинкой. За гривами кустов, под скалой, открылось продолговатое озерко. У воды сгрудились таратайки с поклажей, в стороне вился дымок, и какие-то парни, по виду каптенармусы или квартирьеры, рвали на части жареного гуся, ели, с чавканьем подбирая стекающий по губам и рукам жир. Увидели незнакомого всадника, юркнули в кусты, последним — рябой толстяк.

«Словили в деревне, сволочи. Мало им дарового угощенья! — негодовал Игнат. — Догнать, надавать по сопатке? Не имею права, на то есть штаб… Главное — впереди!»

Он взмахнул плетью, пустил кобылку вскачь, благо она малость перевела дух.

4

В Макарово, где располагался штаб главкома, Нестеров попал под вечер, к шапочному разбору. Давным-давно закончился военный совет, командиры поразъехались кто куда, и только стерлитамакцы, во главе с Калугиным, толпились на крыльце, явно кого-то поджидая.

— А-а, москвич, здорово, — рассеянно бросил Калугин. — Кавалерию не видал?

— Ты о верхнеуральцах Голунова? Вот-вот будут.

— Выше нос, братва, еще погуляем по Стерлитамаку. Поверьте; разнесем чехов с офицерскими ротами, и прямой дорогой…

— Ух, скорей бы! Моя Манька, поди, все очи проплакала!

«Разговор надвое, значит, пока ничего не решено», — отметил про себя Игнат, ловя ухом отголоски далекой стрельбы на западе. Вот приглушенно-раскатисто ударило орудие. Наше или белое? Угадай за двадцать верст. Ну, а кто виноват, если по совести? Сам, больше никто. Не задержись под Кагой, с белоречанами, был бы теперь в Петровском!

Стерлитамакцы загалдели разом, к штабу на рысях подошел крупный конный отряд. Голунов, рослый, степенный казачина, спрыгнул, вихрем взлетел на крыльцо и скоро появился снова, подзывая ординарца. Калугин придвинулся к нему:

— Ну, командир, принимай в свой полк!

Тот глянул вполоборота.

— Захотелось домой?

— Угадал!

— Ты б лучше в июле уходить не торопился.

— А что?

— То самое. Рано вам в огонь, вояки! — Голунов взбодрил жеребца шпорами, повел полк за село. Калугин остро глядел вслед, губы его кривило крутой обидой… И вдруг он сорвался с места, закричал что есть мочи:

— Давай за ними, вдогон!

— Куда они? — спросил Игнат.