Друг другу вслед

— Не перехвали, — ответил главком и не утерпел, напоследок еще раз наклонился над картой. Крепкий ноготь сделал круг, видно прощальный, около Петровского, зачем-то пополз на Макарово и Кагу. — Интересно, о чем думает генерал Ханжин, с его Седьмой казачьей дивизией. Очень, понимаешь, интересно!

За окном клубами вздымалась пыль, скрипели колеса телег. Отряды и обозы, миновав село, шли круто на север.

6

Вокруг были знакомые места: впереди волнистая долина, справа цепь подсиненных хребтов, слева в просветах липовых, вязовых и дубовых перелесков угадывалась Белая, помеченная буйными гривами кустов. Ах ты, река милая! За горами отошла прочь, казалось, навсегда, и вот, через добрые двести верст, опять запламенела сбоку, точно стосковалась по людским голосам, ржанью лошадей: более просторная, в широких разливах, но чем-то и прежняя, с чистой, до дна пронизанной лучами, водой.

Конная разведка, далеко опередив своих, бесстрашно кидалась в прибрежную бугу, выносилась на открытые взгорки, и ни на шаг не отставали от нее главком с другом по Москве. Разрумяненные скачкой, они переглядывались, пересмеивались: узнает строгий начштаба, уши надерет!

Встал, понемногу надвинулся Извязной бугор.

— Айда, на Стерлитамак с высоты полюбуемся! — крикнул Игнат.

Но еще перед бугром из-за березового островка выехали несколько конных, с решительным видом преградили путь.

— Стой, пропуск!

Василий Константинович пожал плечами.

— А что будет, если нет пропуска? — спросил он и подмигнул Нестерову. Ребята-усольцы угрюмо засопели: действительно, оказались всемером против полусотни пришлых. Но знали, конечно, что на подходе партизанская армия, что враг за рекой и не высовывает носа. Командир заставы пристально вгляделся в Игната.

— Боже мой! Да никак Нестеров? А мы…

Извязной бугор остался позади. Вот и Кулагина гора засинела округлой, увитой зеленью вершиной, следом гора Соленая, и у ее подошвы открылось широченное, приподнятое над лугом Высокое поле. Близился Богоявленск, пока укрытый холмами. Часть партизанских сил свернула к селу Табынскому, туда вскоре отойдет берегом и каширинская конница, остальные с главным штабом запылили к Усолке.

Игнат кивнул главкому.

— В ночь разреши съездить к ахметцам.

— А кто займется снарядами и патронами?

— Мало народу, что ли? — Нестеров не утерпел, с легкой колкостью бросил: — Этак я у тебя совсем в интенданты впишусь!

— Ладно, убедил. А может, зазноба поманила издалека?

— Ребят не видел давно.

Едва он приготовился в дорогу, его позвали. Вдогон, размахивая руками и приседая, спешил Мокей. Вцепился в стремя, запыханно поведал:

— А ведь я бывал тута с дедкой моим. Тольки теперь и вспомнил… Как же, лепили печь Пашкову, заводчику стекольному. А дед ба-а-альшой мастак был по этой части. И вот…

Нестеров, с трудом сдерживаясь, тронул коня трактом, но отделаться от говорливого Мокея оказалось не просто.

— Извени, докончу… Стало быть, приходит барин, в бухарском халате, с толстенной цигаркой в зубах, посмотрел, достает несколько синеньких: «На, мол, Кузьмич, золотые твои руки!» Дедка-то, навроде меня, Мокеем прозывался, и тоже Кузьмичом…

— Знаешь, Мокей Кузьмич, шел бы ты… к черпаку!

— Э-э-эх, а говоришь — пролетарьят, и с мандатом. Негоже обходишься, извени! — осуждающе пробубнил он.

«И что я на него взъелся? — с горечью подумал Игнат. — Устал от войны человек, шарахается в детство. А теперь — из огня в полымя. Разница-то когда еще дойдет!»

7

Перед рассветом Игнат миновал Табынское. Верстах в двух, при выезде из дубового леса, его встретил Кольша с десятком верховых.

— Москвич, ты ли? — ахнул парень. — Черт, а мы… — и осекся, подобно командиру заставы на Извязном бугре. Ребята как-то странно воззрились на него, и ему стало даже немного не по себе. Что они, рехнулись?

— Какой-то ты не такой, комиссар… — с запинкой сказал подросток-павловец.

— Обжегся малость. Пройдет.

Парнишек разом прорвало вопросами, один другого заковыристее.

— Значит, к нам идет армия Блюхера? Всеми силами? Батарей-то много? Ну, а мы? Что порешил митинг?

— Не дождался, махнул до вас.

— Но в штабе-то велись разговоры!

— По-моему, будем отступать. Далеко ли, не знаю.

— Говорят, с четырех сторон обошли… — заметил павловский, и губы его дрогнули.

Игнат скупо улыбнулся в ответ.

— Мы, брат Сенька, давно обойденные, с той поры, как пошли ногами. Нам озираться ни к чему. Не сделаем сейчас, потом: во сто крат кровью умоемся.

— Правильно. Иди — и никаких гвоздей! — с жаром подхватил Кольша. — Я так планую, комиссар: займем оборону по Белой и Симу, пусть в кольце, ничего страшного, и давай полосовать. Каппелевцы поднапрут — каппелевцев, уфимские золотопогонные — и их за компанию. А там регулярные красные войска подоспеют, поди, где-то близехонько. Верно я говорю, Игнат Сергеич?

— Тебя хоть в главкомы, Кольша!

Молоденький боевик в казачьем чекмене раскатился звонким смехом. Игнат удивленно вскинул бровь. Очень уж знаком чуть вздернутый нос под синим картузом, но кто, кто? И в памяти вдруг встала тоненькая, как стебелек, девчонка с пепельной косой.

— Это же…