Друг и лейтенант Робина Гуда

Мари сказала, что этот день был лучшим в ее жизни, и я собирался позаботиться о том, чтобы подобных дней у нее было как можно больше. Правда, она так и не позволила себя поцеловать... Но тут я не собирался торопить события. Мари — не Катарина, и я приготовился ждать столько, сколько потребуется, чтобы когда-нибудь назвать эту девушку своей женой. Ей-богу, она стоила любого ожидания!

Конечно, чтобы пожениться, нам придется преодолеть немало трудностей. Мне непросто будет снова стать холостым, а еще труднее будет Мари покинуть орден ле Бега. Но я не сомневался — мы преодолеем все ухабы. Теперь я знал о жизни бегинки достаточно, чтобы понять: если она согласится стать женой беглеца-аутло, для нее такая перемена будет только к лучшему.

Сегодня я спрошу у Мари, отважится ли она сойти со своей одинокой темной тропинки, чтобы пойти по моей — пусть опасной и извилистой, но веселой. Я не сомневался, что у нее хватит на это отваги: даже среди вольных стрелков было трудно найти такую бесстрашную душу, какая досталась боязливой с виду сероглазой девушке из Руана. И вряд ли можно найти лучший день для крутого поворота, чем полный весеннего безумия майский праздник!

Забавно, что ровно год назад, день в день, моя жизнь тоже дала крутой поворот, круче некуда. Всего лишь год — но за это недолгое время я врос в здешнюю землю так прочно, как будто жил тут всегда...

Я заслонил глаза от солнца, пытаясь разглядеть всадника, проехавшего через поле по тропинке вдалеке. Вскоре он скрылся в буковой роще, на какой-то миг мне показалось, что то была Мадлен, но я наверняка ошибся: что могла делать на празднике в Руттерфорде «ведьма из Лонжюмо»?

Вот уж с кем я бы никогда больше не хотел пересечься на жизненной дорожке, так это с ней. Не то чтобы я питал к ней особую неприязнь, но я уже убедился на собственной шкуре — ведьма, не умеющая толком колдовать, опаснее ребенка с пулеметом, и вовсе не жаждал повторения печального опыта.

Хотя... Таким ли уж он был печальным, мой опыт? Я понятия не имел, что преподнесет мне завтрашний день; награда за мою голову росла, как весенняя трава; на моей шкуре красовалось полным-полно шрамов, и все-таки я не собирался жаловаться на судьбу. А если сегодня Мари ответит мне согласием — ей-богу, на радостях я пошлю Вильяму Певерилу букет самых шикарных роз! Последние несколько дней шервудские аутло вели себя настолько тихо, что шериф, наверное, успел соскучиться по нашим знакам внимания...

Пронзительный крик, донесшийся из-за рощи, заставил меня замереть. Всего на одну секунду, потому что в следующем крике я узнал голос Мари.

Мадлен привязала лошадь к деревенской ограде и огляделась, ища укромное местечко, где она могла бы дождаться появления сэра Гринлифа. Госпожа Катарина утверждала, что сегодня ее муж обязательно должен появиться в Руттерфорде, и знахарка надеялась, что занятые праздничными хлопотами и развлечениями местные жители не обратят на нее большого внимания.

Она ошиблась. Здешние крестьяне вытаращились на нее так, как будто она прилетела на помеле, а не приехала верхом на лошади. Гомоня на своем варварском языке и показывая на нее пальцами, англичане начали приближаться, один за другим в знахарку полетели вопросы, на которые они могла ответить только заискивающей улыбкой. Улыбка не помогла; руттерфордцы продолжали галдеть, все больше ярясь на ее молчание, а когда Мадлен ответила по-французски, стало еще хуже.

Кто-то из мальчишек уже швырнул в нее камнем, и Мадлен в ужасе закрыла лицо руками, но рядом с ней вдруг прозвучал чей-то увещевающий голос, и шум начал стихать.

Знахарка рискнула опустить руки, повернула голову — и увидела рядом с собой девушку, о смерти которой неистово мечтала госпожа Катарина. Русоволосая бегинка что-то горячо говорила жителям Руттерфорда, те возражали, но уже не так разъяренно. Потом рядом с девушкой появилась высокая пожилая крестьянка, которая окатила земляков потоком возмущенных слов, и толпа начала быстро разламываться на части, как тающий лед на весенней реке. Вскоре все руттерфордцы вернулись к накрыванию столов, к откупориванию бочонков, к разжиганию майских костров, а женщина, ласково кивнув бегинке, тоже отправилась по своим делам.

Тогда бегинка смущенно посмотрела на незнакомку и спросила:

—  Вы заблудились?

А Мадлен-то думала, что как следует, приготовилась к сегодняшнему испытанию! Но оказывается, она была вовсе не готова к тому, чтобы, глядя в ясные серые глаза соперницы Катарины Ли, ответить на такой простой вопрос.

— Я... Нет... Я не заблудилась... — наконец пробормотала она.

— Просто женщину не часто увидишь в чужой деревне одну, без провожатых, — покраснев, объяснила девушка. — Поэтому я и подумала, что, может быть, вы...

Мадлен приготовилась выпалить заранее заготовленное объяснение, но не успела.

Из-за крайних домов появилась дюжина всадников, сверкающих кольчугами и доспехами, в одном из них знахарка узнала йоркширского графа, осаждавшего замок Ли, и предчувствие надвигающейся опасности хлестнуло ее по лицу колючей метелью.