Друг мой, брат мой... (Чокан Валиханов)

— Муллы явились к нам в Степь как непримиримые фанатики и враги просвещения. Мне непонятно, зачем русское правительство столь усердно насаждает в Степи мусульманство. Казахи всегда были плохими мусульманами. Мы, по сути, язычники. В качестве таковых казахи ближе находились к истинному просвещению, чем правоверные мусульмане. Мы, Егор Петрович, — как вы сами могли видеть у нас в Степи — пастушеский мирный народ. Мирный народ более подвержен набегам завоевателей, но история говорит, что в приобщении к цивилизации мирные племена выказывают более способностей, нежели племена воинственные. Я верю, что мой народ, столь много испытавший, способен к быстрому духовному возрождению.

— Будущее вашего народа в таких его сыновьях, как вы, Чокан Чингисович!

Валиханов не мог не знать, как искренне и горячо полюбил его Егор Петрович Ковалевский, отважный в путешествиях и искусный в дипломатии. И была какая-то тайна в тяге Егора Петровича к дальним краям, что были родиной Валиханова.

Год назад Ковалевский опубликовал в журнале «Библиотека для чтения» очерк «Встреча с Н. Н.». То была странная встреча якобы самого Егора Петровича с неким Н. Н., кочевавшим по степи вместе с диким аулом. Когда-то Н. Н. принадлежал к светскому обществу, его принимали всюду, но тайком посмеивались над его восторженностью. Никем не понятый Н. Н. бежал от света в кочевой аул, как пушкинский Алеко к цыганам. Он верил, что кочевники с их простой жизнью, с их близостью к природе куда выше тех людей, что встречались ему в светском обществе. Племя, с которым он кочевал, подверглось нападению, и теперь никто не знает, что случилось с Н. Н. Убит ли он в общей свалке или житейская волна еще выбросит его где-нибудь на берег?.. Очерк Ковалевского заканчивался очень туманно — не в характере путевых описаний опытного путешественника.

Валиханов отлично знал те места, что описаны у Ковалевского, и был приятелем Тезека, с которым будто бы враждовал Н. Н. Почему Тезек никогда не рассказывал ничего подобного? Может быть, и не было на свете никакого Н. Н., и встреча с ним лишь плод воображения Ковалевского? Но ведь во всяком воображении всегда есть частица истины. Нельзя придумать то, чего никогда не случалось на свете — пусть не с тобой, так с кем-нибудь другим. В Петербурге Валиханову попали в руки сказки Ганса-Христиана Андерсена. В сказке «Соловей» описывался двор китайского императора, где некую механическую птицу предпочли живому соловью. Конечно, Китай тут ни при чем, и сказочник хотел поведать о судьбе поэта, которому приходится петь в золоченой клетке. Но сама птица механическая не только аллегория. В Нижнем Новгороде на ярмарках продаются табакерки «Буль-буль». Повернешь ключик — и выскочит золоченая птичка, расправит крылья, прозвенит немудрящей песенкой. Купцы закупают в Нижнем Новгороде затейливую игрушку, везут караванами в Западный Китай. Так что вполне могла нижегородская птичка запеть при дворе китайского богдыхана... И если в сказке выдумка есть чистая правда, то чего уж сомневаться в достоверности воображения Егора Петровича Ковалевского, напечатавшего свой очерк о встрече с Н. Н. как раз в тот год, когда с его же, Егора Петровича, благословения Валиханов начал сборы к путешествию в Кашгарию...

Строя разные догадки о происхождении нового Алеко, Валиханов пробовал выспросить автора «Встречи с Н. Н.», однако опытный дипломат лукаво уходил от расспросов:

— Когда-нибудь после, Чокан Чингисович. А то мне, право же, неловко занимать собою самого интересного человека на нынешнем бале... Поглядите, какие прелестные создания ждут не дождутся, когда прескучный Ковалевский наконец отпустит кайсацкого принца.

Поручика окружает нечто воздушное. Кисея, оборки, банты, локоны:

— Ах, пожалуйста, расскажите нам про Кашмир.

— Про Кашмир? Охотно! — поручик улыбается ослепительно. — О чем сначала? О кашмирских раджах, кашмирских шалях или о кашемире?..

В другой раз в столь же блистательном обществе Ковалевский показывает молодому другу нынешнего князя Юсупова.

— Что он за человек? — спрашивает поручик, угадывая что-то ногайское в русском вельможе лишь по глазам узким и как бы припухшим.

— Богач. Меценат. Владелец превосходной картинной галереи. Пожертвовал университету десять тысяч на две стипендии для студентов, выказавших особые способности и желание заняться русским языком и русской историей.

— Юсуповы оказывают покровительство русской истории?

— Да, но ведь ею занимаются у нас немцы! — смеется Ковалевский. — А свои славяне возьмутся — тоже, глядишь, не легче. Нынче весной спорили Костомаров с Погодиным, откуда Русь пошла. Один доказывал, что из Скандинавии, другой, что из Литвы. Князь Вяземский по случаю ученого спора разрешился остротой: «Прежде мы не знали, куда идем, а теперь не знаем и откуда».

...Тем временем бумаги движутся из канцелярии в канцелярию, и наконец рождаются на свет две самые высшие бумаги.

7 апреля 1860 г.

ПРИКАЗ ЦАРЯ