Друг от друга

– Вообще-то мне очень повезло…

– Только так и нужно на это смотреть.

– Двадцать пятого апреля тысяча девятьсот сорок четвертого года Мюнхен бомбили, – стала рассказывать она. – Говорят, на город сбросили тогда сорок пять фугасных и пять тысяч зажигательных бомб. Одна попала в мой дом, меня ранило тремя раскаленными медными кольцами, сорванными с бойлера. Могло бы попасть и в глаза. Поразительно, как мы все это вынесли, правда?

– Верно.

– Герр Гюнтер, я хочу выйти замуж.

– Несколько неожиданное заявление, дорогая. Мы ведь только что познакомились.

Она вежливо улыбнулась:

– Однако есть проблема: я не знаю, жив ли еще человек, за которым я замужем сейчас.

– Если он пропал в войну, фрау Варцок, вам лучше разыскивать его через Информационное бюро вермахта, – посоветовал я. – Телефон сорок один девятьсот четыре.

Номер я знал, потому что, когда погиб отец Кирстен, пытался навести справки о ее брате. Новость, что его убили в сорок четвертом, только ухудшила ее состояние.

Фрау Варцок покачала головой:

– У меня другая ситуация. Я знаю, что после окончания войны он был еще жив. Весной тысяча девятьсот сорок шестого мы встретились в Эбенси, рядом с Зальцбургом. Это была короткая встреча. Понимаете, мы больше не жили вместе как муж и жена. С конца войны – нет. – Она вытянула платочек из рукава своего дорогого пиджака и, смяв, зажала в ладони, точно заранее готовясь заплакать.

– А в полицию вы обращались?

– В германской полиции сообщили, что это дело в ведении австрийской. А в Зальцбурге посоветовали идти к американцам.

– Янки тоже не станут его разыскивать.

– Вообще-то, может, и станут… – Фрау Варцок сглотнула комок бурных эмоций и глубоко вдохнула. – Да, думаю, они могут быть заинтересованы в его розыске…

– О?

– Я, правда, ничего не рассказывала им про Фридриха. Так его зовут – Фридрих Варцок. Он родом из Галиции, которая до Австро-прусской войны тысяча восемьсот шестьдесят шестого года входила в состав Австрии, потом стране была предоставлена автономия. А после тысяча девятьсот восемнадцатого она стала частью Польши. Фридрих родился в Кракове в тысяча девятьсот третьем. Поляк он был насквозь австрийский, герр Гюнтер. А потом стал насквозь германским, после того как к власти пришел Гитлер.

– А почему вы считаете, что ваш муж представляет какой-то интерес для американцев? – спросил я, но, уже задавая вопрос – такой вот я проницательный, – сообразил сам.

– Фридрих был человеком с большими амбициями, но, надо признаться, небольшого ума. Перед войной он работал резчиком по камню, и мастером был довольно хорошим. Он был, герр Гюнтер, активным, энергичным – настоящий мужчина. Наверное, потому-то я и влюбилась в него. Когда мне было восемнадцать, я и сама была… бойкой.

В этом я не сомневался ни секунды. Было очень легко представить себе, как она в коротком белом платьице, с лавровым веночком на голове проделывает разные акробатические штуки с обручем в красивеньком сладком пропагандистском фильме от доктора Геббельса. Женскую силу и энергичность олицетворяли тогда пышущие здоровьем крепенькие блондинки – удачнее и не придумать.

– Буду с вами откровенной, герр Гюнтер. – Она промокнула глаза уголком платка. – Фридрих Варцок был… нехорошим человеком. В войну он вытворял жуткие вещи.

– Сейчас, я думаю, никто из нас не может заявить, что совесть у него чиста.

– Это верно, герр Гюнтер, но есть поступки, которые человек вынужден совершать, ради того чтобы выжить, а есть другие, когда выживание ни при чем. Поэтому под амнистию, которая сейчас обсуждается в парламенте, мой муж не подпадает.

– Ну, я не стал бы так категорически утверждать, – возразил я. – Если уж такой отпетый мерзавец, как Эрих Кох, готов рискнуть и выползти из подполья, чтобы претендовать на защиту по новому закону, значит, кто угодно может на это надеяться.

Эрих Кох был гауляйтером Восточной Пруссии и комиссаром рейха на Украине, где совершались страшные злодеяния. Я знал о них не понаслышке: кое-что наблюдал собственными глазами. Кох делал ставку на получение защиты по новому Основному закону Федеративной Республики, который запрещал смертную казнь и экстрадицию по всем новым судебным делам о военных преступлениях. Сейчас Кох находился в тюрьме в британской оккупационной зоне. Время покажет, насколько его решение оказалось дальновидным.

Я начинал понимать, в чем состоит проблема и чем мне предстоит заниматься. Муж фрау Варцок станет третьим разыскиваемым мной нацистом подряд. И благодаря Эриху Кауфману и барону фон Штарнбергу, от которого я получил благодарственное письмо, похоже, я становлюсь человеком, к которому теперь всегда станут обращаться, если проблемы связаны с Красными Куртками или скрывающимися от правосудия военными преступниками. Мне это не особо нравилось. Не для того я вернулся в частный сыск. И, возможно, я отказал бы фрау Варцок, примись она уверять меня, что ее муж не имел против евреев ничего личного или что он – всего лишь жертва неправильной оценки исторического момента. Но пока что ничего такого она не говорила, напротив, настойчиво убеждала меня в обратном.