Друг от друга

– Как я вам уже говорил, отец, – перебил я, – новая жизнь мне не нужна.

– Тогда чего же вы хотите, герр Гюнтер?

Я ощутил, как он напрягся.

– Скажу. Сейчас я частный детектив. У меня имеется клиентка, которая разыскивает мужа. Эсэсовца. Ей давно пора бы получить открытку от него из Буэнос-Айреса, но она уже три с половиной года не имеет от мужа вестей. Вот она и наняла меня выяснить, что с ним случилось. Последний раз она видела его в Эбенси под Зальцбургом в марте тысяча девятьсот сорок шестого года. Он был уже в «Паутине». Жил в тайном убежище в ожидании новых документов и билетов. Портить ему жизнь она не хочет. Единственное, чего она добивается, узнать, жив он или мертв. Если умер, то она сможет снова выйти замуж. Но если жив, ей нельзя. Понимаете, отец, проблема в том, что она, как и вы, католичка. Истинно верующая католичка.

– Какая трогательная история, – обронил священник.

– Мне понравилась.

– Не говорите, сам догадаюсь. – Смех неузнаваемо преобразил его. Совсем другой человек, несколько выведенный из душевного равновесия. – Вы тот самый человек, за которого она желает выйти замуж!

Я пережидал его смех. Возможно, у меня просто был шок. Не каждый день встречаешь священника, который, растягивая губы, гримасничает, будто бывший немецкий – а теперь уже голливудский – актер Питер Лорре в роли сумасшедшего доктора.

– Нет, отец, все именно так, как я вам рассказал. В этом отношении я похож на священника. Люди приходят ко мне со своими проблемами, а я пытаюсь помочь им. Разница одна – помощи от парня с главного алтаря я не получаю.

– У вашей клиентки есть имя?

– Бритта Варцок. А имя ее мужа – Фридрих Варцок. – И я рассказал ему все, что знал про Варцока.

– Да, этот Варцок мне по душе, – заявил отец Готовина. – Но три года и ни единого слова? Вероятнее всего, он уже мертв.

– Если по-честному, не думаю, что она добивается хороших новостей.

– Так почему бы не сказать ей то, что она желает услышать?

– Это было бы неэтично, отец.

– Требуется немалая смелость, чтобы прийти ко мне с такого рода просьбой, – тихо произнес Готовина. – Я ценю такое качество в человеке. «Товарищество» легко, скажем так, настораживается. Да и дело Красных Курток не добавляет спокойствия, не говоря уже о перспективе новых казней. Война уже четыре года назад закончилась, а янки все еще рвутся вешать людей, как какой-нибудь болван шериф в дешевом вестерне.

– Да, я могу понять, почему иные из моих «старых товарищей» могут разнервничаться, – согласился я. – Ничто не сравнится с виселицей, если хочешь выработать в человеке такое полезное качество, как осторожность.

– Посмотрю, может, и удастся кое-что разузнать, – задумчиво проговорил он. – Давайте встретимся в Галерее искусств рядом с Красным Крестом послезавтра в три. Если задержусь, ну… развлеките себя осмотром экспозиции.

Мимо исповедальни потянулись прихожане. Отец Готовина, отодвинув занавеску, вышел, смешавшись с верующими. Выждав с минуту, я последовал за ним, крестясь, единственно из желания не обращать на себя внимания. Хотя осенять себя крестом, на мой взгляд, так же нелепо, как раскачиваться перед стеной, падать ниц лицом к городу на Среднем Востоке или выбрасывать вверх перед собой руку с криком «Хайль!». Все эти действия не несут в себе ни малейшего смысла, только создают множество неудобств для ближнего. Если история чему и научила меня, так тому, что истово верить во что бы то ни было – крайне опасно. Особенно в Германии. Беда наша в том, что мы слишком всерьез воспринимаем веру.

14

Прошло два дня. На город наступал теплый погодный фронт: метеоролог на «Радио Мюнхен» предсказывал, что вот-вот подует фён – ветер, сильно заряженный статическим электричеством из-за того, что он пронесся над Альпами, прежде чем добраться до нас. Я гулял по Мюнхену, и порывистый ветер сушил мне лицо, вызывал слезы на глазах. А может, глаза у меня слезились, оттого что я чересчур рьяно прикладывался к бутылке.